— Будь нашим гостем, — торжественно произнесла она и тут же, просияв, объявила: — Какое приятное завершение хорошего дня. Мы поужинаем вместе, и вы расскажете, как поживал мой сын с нашей последней встречи.
Из этих слов я понял, что ни Мирддин, ни Пеллеас не заворачивали на Стеклянный Остров, и нам вскоре предстоит вновь пуститься в дорогу.
Нас провели в небольшой покой, где вокруг длинного стола были расставлены стулья. Рядом с кувшином алого вина стояли серебряные кубки. Вино разлили, мы выпили и начали рассказывать, что произошло с прошлой зимы, когда Артур и Мирддин покинули Инис Аваллах. Рассказ получился долгим.
Гвальхмаи ковырял в тарелке ножом. Будь он птичкой, он бы и то, наверное, съел больше. Во все время беседы он сидел на стуле мешком и смотрел на Владычицу озера таким ненасытно-восторженным взглядом, что я дивился, как она не убежит из-за стола или не поднимет его на смех.
Меня радовало, что я не дама и не должен терпеть его дерзкие и томные взгляды. Впрочем, даже будь я дамой, разве мог бы я сравниться учтивостью с леди Харитой!
Несмотря на невежливое поведение Гвальхмаи, вечер прошел приятно, точнее будет сказать, пролетел, словно краткая соловьиная трель. Мы спали в ту ночь на свеженарезанном тростнике, застеленном тончайшим полотном, и я проснулся на следующее утро с мыслью, что еще никому в мире не случалось так выспаться.
Тем не менее самый сладкий сон когда-нибудь кончается. Сразу после завтрака я сбивчиво выразил сожаление, что мы должны немедленно продолжать путь. Не желая тревожить Хариту — упаси меня Бог причинить боль прекраснейшей из дам! — я ничего не сказал о
поисках Мирддина, просто повторил, что мы выполняем поручение предводителя и очень спешим.
Мы неловко распрощались и вскоре уже спускались по склону Тора к дамбе. Новый день только-только позолотил восточный край неба.
— Мирддин сюда не заезжал, — сказал я спутнику. — Этого я и боялся.
Гвальхмаи вздрогнул, словно очнувшись от сна. Он глядел через плечо на величественную громаду Тора.
— Есть какие-нибудь догадки, куда он мог направиться?
— В Ллионесс, — отвечал я, ибо в сердце моем рос страх, и мне припомнилось, где и когда я впервые его испытал: на берегу моря, в тот день, когда Мирддин впервые упомянул Моргану.
Я чувствовал: где Моргана, там и Мирддин. Пеллеас тоже это угадал, вот почему он так сильно тревожился о Мирддине и с такой поспешностью бросился за ним вслед.
— Где это место, куда поехал Мирддин, этот Ллионесс? — удивился Гвальхмаи.
Вопрос заставил меня резко повернуться к нему.