В ноябре 1885‐го американский журналист Джордж Кеннан во время поездки в Сибирь к ссыльным три раза встречался с «Miss Nathalie Armfeldt» на шахтах у реки Кара в Забайкалье1200. Ей и другим политическим узникам Кеннан пообещал по возвращении в центральную Россию встретиться с Толстым, которого те считали своим союзником, чтобы сообщить об их положении. Следующим летом, когда Кеннан приехал в Ясную Поляну и рассказал о своей поездке и встречах со ссыльными, он почувствовал, что Толстой, несмотря на сильное сочувствие к политическим заключенным, решил полностью отстраниться от их методов1201. Они применяли насилие и поэтому должны быть готовы к тому, что и с ними будут бороться с помощью насилия1202.

Наталья Армфельд представлена в романе как прототип Марии Павловны Щетининой – идеализированной, красивой, эмпатичной, неэгоистичной, участливой и подчеркнуто целомудренной героини. В девятнадцать лет из протеста против российской социальной несправедливости она отказывается от привилегированной жизни в богатой генеральской семье. Далее истории жизни Армфельд и Щетининой совпадают: изготовление и распространение запрещенной литературы и приговор за прозвучавший при обыске выстрел, который сделал другой человек.

Как Наталья Армфельд связана со Швецией? Она родилась в Москве, ее отец Александр Осипович Армфельд (1806–1868), получивший образование в Тарту и Москве, был профессором судебной медицины в Московском университете, а дед по отцу, коллежский регистратор Юзеф Людвиг (1771 или 1772 – 1844), прибыл в Россию из Австрии в конце XVIII века. Наталья, ее отец и дед в Дворянском календаре Швеции отсутствуют, но можно предположить, что дед Натальи Юзеф Людвиг был внебрачным сыном Эрика Людвига Армфельта (род. 1741 в Або, ум. 1814 в Карлскруне). До женитьбы он как офицер шведской армии в 1870‐х годах проживал на континенте. Примечательно, что Людвиг – одно из имен деда Натальи, то есть возможного сына Эрика Людвига Армфельта.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Существовало ли некое внутреннее родство между Толстым и Финляндией? Существовало – так, во всяком случае, считал Горький, который посещал Толстого весной 1900 года. Когда после встречи его попросили поделиться впечатлениями, он ответил: «Да как тебе сказать?.. Финляндия какая‐то. Ни родное, ни чужое, да и холодно»1203.

«Мне нравятся французы и шведы», – признавался Толстой сыну Льву Львовичу1204. Можно предположить, что Толстой подразумевал босоногого философа Абрагама фон Бунде, альтруиста Юнаса Стадлинга, эсперантиста Вальдемара Ланглета и свою милую невестку Дору Вестерлунд. Но что чувствовал он, когда Лев Львович благодарил Швецию за то, что эта страна исцелила его от отцовских идей?