Один из выводов этой части можно сформулировать так. Концептуализация новоевропейской личности в качестве своеобразного демиурга (замышляю то, что желаю, и пытаюсь свой замысел реализовать), и как обусловленной законами природы (научным познанием и инженерией) привело к формированию не только новых личностно ориентированных практик, но и «практик вменения», что, в свою очередь, способствовало умножению форм субъективности.

3. Критика традиционного понимания познания и личности

3. Критика традиционного понимания познания и личности

Начиная со второй половины XIX столетия идет критика картезианско-кантианской картины и складываются новые социальные практики. У Канта личность, как уже отмечалось, представляет собой субъекта, позволяющего объяснить, с одной стороны, свободу человека (возможность априорно строить в науке ее конструкции, а в обществе действовать в соответствии со своими убеждениями), с другой – обусловленность свободы в социальном отношении. Для Гегеля свобода – это познанная необходимость. Совершенно другую линию намечает Сирен Киркегор; для него личность, конечно, тоже идеальный объект (конструкция), но призванный решать совершенно другую задачу.

Киркегор пытается опрокинуть построения Гегеля, а также, как бы мы сегодня сказали, заявляет новый проект – построения философии, основанной не на естествознании, а на экзистенциальных проблемах и установлениях личности. Философы, утверждает Киркегор, должны быть озабочены собственным благом, а не чужим, «мыслить надо, чтобы жить, а не жить, чтобы мыслить» (так квинтэссенцию философии Киркегора выразил Л. Шестов).

«Основной принцип, из которого по существу, вырастает вся аргументация Киркегора против понимания философии как науки, может быть сформулирован следующим образом: истина – это не то, что ты знаешь, а то, что ты есть, истину нельзя знать, в истине можно быть или не быть… истина может быть только личной или, как говорит Киркегор, экзистенциальной, то есть внутренне неразрывной с существованием человека, неотделимой от его личности. Если с точки зрения науки истина общезначима, то, по Киркегору, истина и общезначимость, всеобщность – взаимоисключающие понятия»[310].

Говоря в данном случае об истине, Киркегор, конечно, имеет в виду не истину в смысле Аристотеля и Канта, заданную логическими правилами и категориями, и даже не «ясное и отчетливое сознание» Декарта (хотя один смысл киркегоровской истины сходен с декартовским – оба мыслителя заново устанавливаются в понимании истины, причем, как бы сказал Гуссерль, феноменологически). Для Киркегора истина должна, с одной стороны, выражать всю неповторимость личности размышляющего, с другой – брать эту неповторимость все же в определенном плане, а именно, его интересуют, прежде всего, духовные и нравственные проблемы и поиски личности. Кроме того, Киркегор сознательно преодолевает философскую традицию, идущую по линии Кузанский-Декарт-Кант, где личность рассматривается как ум, мыслящая вещь, трансцендентальный субъект. В этой традиции, говорит Киркегор, опускают самое главное – самого мыслящего, личность.