Странная жизнь русского народа, мы за все беремся, идем вперед, спешим все делать, и от того у нас многое выходит кое-как. Акционерные общества с своими бюрократическими дирекциями и советами утонули в злоупотреблении. Около 60 журналов прекратились по недостатку сочувствия. Такой же участи подвергнутся паровые земледельческие машины и дренаж. – Не доказывает ли это, что идти вперед надобно умеючи, дабы не поскользнуться на опасном пути и не полететь в пропасть[890].

Странная жизнь русского народа, мы за все беремся, идем вперед, спешим все делать, и от того у нас многое выходит кое-как. Акционерные общества с своими бюрократическими дирекциями и советами утонули в злоупотреблении. Около 60 журналов прекратились по недостатку сочувствия. Такой же участи подвергнутся паровые земледельческие машины и дренаж. – Не доказывает ли это, что идти вперед надобно умеючи, дабы не поскользнуться на опасном пути и не полететь в пропасть[890].

Это высказывание прекрасно объясняет, как кто-нибудь, подобно Андрею, мог видеть в западничестве движение, противодействующее прогрессу, одновременно ратовать за прогресс и оставаться консерватором. Проблема заключалась не только в направлении, но и в скорости прогресса: двигаться слишком быстро, пожалуй, хуже, чем стоять на месте. Год спустя, когда уже началось освобождение крепостных, Мочалин вновь пишет в том же духе, на этот раз жалуясь, что изменения происходят слишком медленно, поскольку в центре его внимания находится ситуация, представлявшаяся ему знаком моральной ущербности судебных чиновников, которые заставляли крестьян «караулить» найденные мертвые тела «при страшном морозе». Мочалин заключает: «Избави Боже нас от подобного прогресса»[891]. Скорость очень важна. Провинциалы искали золотую середину между слишком торопившимися западниками и вовсе никуда не спешившим продажным чиновничеством.

Возможно, самый важный вывод, который можно сделать из изучения мировоззрения Андрея, состоит в том, что его теории и его жизнь, его собственные и позаимствованные у окружающих идеи, личные взгляды и сведения, сообщенные ему близкими, находились в постоянном и напряженном взаимодействии. Книги и статьи, которые читал Андрей, содержание опубликованных им сочинений и некоторой части его личных неопубликованных заметок и писем очень легко позволяют заполнить лакуны в соответствии с нашими собственными ожиданиями, зачастую сформированными художественной литературой, а не историческими источниками. Так, по меньшей мере одна исследовательница утверждала, что Андрей – пример так называемого «лишнего» человека (верящего в прогресс, но лишенного целеполагания или смысла жизни), так занимавшего русских писателей середины XIX века[892]. Из более тщательного изучения документов становится ясно, что Андрея (особенно в его роли русского помещика) назвать человеком, лишенным целей или смысла жизни, никак нельзя. Дело обстоит прямо противоположным образом.