Мало кто тогда мог представить себе, что «грамота от Прокофья по городом, что будто велено казаков по городом побивать», окажется фальшивкой, изготовленной новым хозяином московского Кремля. Однако тайный «подвиг» своего патрона раскрыл ротмистр Николай Мархоцкий. Ему не терпелось рассказать потомкам об изобретательности руководителя польско-литовского гарнизона и он посвятил отдельную главку «ловким действиям пана Госевского». Госевский нашел случай передать с попавшим в плен казаком поддельную грамоту Ляпунова (на самом деле сочиненную им самим), «мол, где ни случится какой-нибудь донской казак, всякого следует убивать и топить. А когда даст Господь Бог московскому государству успокоение, он [Ляпунов] этот злой народ [казаков] якобы весь истребит»[616]. Становится понятной настойчивость казаков, добивавшихся приезда Прокофия Ляпунова в их общий круг. Уговорили его приехать только после того, как несколько человек поручилось «душами», что ему ничего не будет, а зовут его в круг «для земского дела». Этим делом и была злополучная грамота, которую предъявили Прокофию Ляпунову. Авторы русских летописей были убеждены, что авторство грамот принадлежало казакам. Один из них описывал дальнейшее как очевидец, стоявший рядом с главным героями драмы. Посмотрев на грамоту, Прокофий Ляпунов сказал: «грамотка де походила на мою руку, толко аз не писывал». Ошибкой воеводы был приезд в казачий круг, но еще большей ошибкой стало то, что он начал что-то объяснять казакам. Их мнение сложилось давно, и самому Прокофию Ляпунову уже нельзя было на него повлиять. Казаки кричали в лицо своему врагу: «велел де ты нас побивати». Достаточно было только атаману Сергею Карамышеву, первому же позвавшему Ляпунова на казачий круг, первому же и ударить саблей главного земского вождя… Нелепость произошедшего убийства Прокофия Ляпунова была понятна даже его недоброжелателю Ивану Никитичу Ржевскому, оставившему ради службы в ополчении свой чин «окольничего» Боярской думы в Москве. Ржевскому тоже надо было много раз подумать, прежде чем ехать в казачий круг, расправившийся с ним за невинное замечание: «за посмешно де Прокофья убили, Прокофьевы де вины нет»[617]. О степени ненависти, которую вызывал Прокофий Ляпунов у казаков свидетельствует также грамота московских бояр, писавших, что тело главного воеводы «держали собакам на снеденье на площеди 3 дни»[618]. Такими обескураживающими в своей жестокости смертями завершалась история объединительного земского движения 22 июля 1611 года. Но это был еще не конец самого Первого ополчения.