— Ягнята блеют. Собаки лают. Птицы щебечут. Я храплю, — говорит он. — Это закон природы.

— Что ягненок делает один на морозе? Может, потерялся?

— Газала, не давай ветру себя обманывать. Демоны притворяются невинными жертвами, чтобы выманивать женщин и утаскивать к себе.

— Я волнуюсь за этого малыша.

— А за меня? Я могу помереть к утру.

— Зачем ты все время говоришь о смерти? Обещал ведь, что не будешь.

Если бы на ее месте был один из внуков, Апо перевернулся бы на другой бок и захрапел снова.

— Подними меня, — говорит он вместо этого. — И дай мне мою палку.

— А если ты поскользнешься? Или простудишься? Снег идет уже три дня, — отвечает она.

— Сначала ты будишь меня своими глупостями. Потом говоришь, чтобы я спал дальше. И что старику делать? О смерти мне говорить нельзя. Тогда зачем ты запрещаешь мне жить?

Ночь снаружи — фантом, плод воображения снега. Стоя вдвоем на пороге, они забывают, ради чего они здесь. В облике снежинок на землю сыплются миллионы возможностей — наискосок, кружась.

Газала выходит из дома. Она бредет сквозь белую амнезию, не оставляя следов. Под светом звезд даже один шаг — тяжкое бремя. Она переносится в детство, когда выбегала на двор в снегопад и танцевала там, к вящему недовольству родителей. Ее пошатывает ветром.

Вдруг она замирает на месте. Это не только прошлое. Оно предшествует ее рождению. Это время, когда дух и ландшафт были едины. Когда тропические ливни мягко ложились наземь снегом, а пустыни принимали облик пыльных смерчей на лунной поверхности. Когда океаны спали в вулканических кратерах маленькими озерцами, убаюканные сказками ветра. Когда свобода не была гнетом, а любовь не ставилась под сомнение. Ибо они суть одно и то же.

Апо следит за ней из двери. Она кажется такой счастливой! Он осторожно ступает на свежий снег. Его трость оскальзывается на льду. Пока руки и ноги Апо рассекают воздух, он хранит молчание. Зимние созвездия над ним творят из старых узоров новые. Под ним нет ничего. Апо свободен и легок, точно перышко.

Чья-то рука бережно обнимает его за талию. Она поднимает его все выше и выше, затем опускает все ниже и ниже. Наконец он оказывается в безопасности на своем крыльце.

Апо обнаруживает, что сидит на пороге. Он не один. Ему составляет компанию призрак, нагой и сгорбленный. Пристроившись на вертикально стоящей трости, он жадно смотрит Апо в лицо. Он выглядит моложе Апо, и в нем есть что-то аристократическое. Он похож на радушного хозяина, потчующего ужином высокого гостя.

— Спасибо тебе, сынок, — говорит ему Апо. — Ты спас умирающего от смерти.