Для того чтобы внести перелом в настроения общественности и повернуть их в русло, благоприятное для планов правителей, летом 1908 г. была задумана и осуществлена грандиозная антисербская политическая провокация. 17 августа в Хорватии-Славонии начались повальные аресты сербских журналистов и прочих представителей интеллигенции. Свыше полусотни человек, ни в чем не повинных, оказались за решеткой. Вскоре начался знаменитый «загребский (или аграмский) процесс». Подсудимые были обвинены в тайных сношениях с Белградом, в проведении в Австро-Венгрии антиимперской деятельности по поручению белградских властей, в подготовке присоединения к Сербии Боснии, Герцеговины, Хорватии-Славонии и всей Южной Венгрии. Представленные обвинением «документы» оказались фальшивкой тем не менее загребский «процесс о государственной измене» завершился в марте 1909 г. осуждением обвиняемых: 22 человека из 53 были оправданы, остальные получили сроки от 5 до 12 лет тюремного заключения.

Параллельно ведомство иностранных дел вело по своей линии дипломатическую подготовку аннексии Боснии. 15 сентября в моравском замке Бухлау (современный Бухловице в Чехословакии) имперского посла в Петербурге графа Берхтольда, будущего министра иностранных дел, состоялась встреча графа Эренталя и А. П. Извольского, министра иностранных дел России. Протоколов этой очень важной встречи нет; не было и никакой официальной конвенции либо подписанного документа, имевшего форму обязательств. Поэтому каждый из двух участников переговоров впоследствии, когда начался боснийский кризис, по-разному излагал их результаты. Была достигнута принципиальная договоренность в самой общей форме о том, что, если когда-нибудь в будущем «крайние обстоятельства вынудят Австро-Венгрию аннексировать Боснию и Герцеговину», правительство России займет «благожелательную и дружественную позицию».

Взамен Извольский получил весьма туманное обещание об оказании России дипломатической поддержки в вопросе изменения режима черноморских проливов (в целях открытия их для свободного прохождения кораблей российского военно-морского флота). Это была важная дипломатическая победа Эренталя, но и она не могла до конца рассеять сомнения правящих кругов в благополучном исходе такого дерзкого, сопряженного с риском большой европейской войны шага, который мог стать авантюрой. Ведь статус провинций гарантировал Берлинский конгресс, т. е. вся Европа, а она могла, естественно, не последовать за Россией.

Возможных международных осложнений опасались оба премьера — и австрийский Макс Владимир Бек, и венгерский Шандор Векерле. Серьезные возражения за два дня перед объявлением об аннексии выразили венгерские министры Аппони и Андраши. Первый полагал более уместным «энергичное выступление» против Сербии, нежели присоединение провинций, которое «бесполезно и нежелательно» даже в том случае, если не вызовет ответного выступления Турции, России или Италии. Второй указал на опасность создаваемого аннексией международного прецедента для захвата другими державами отдельных частей Османской империи.