«25 марта я приехал в Ставку и тотчас был принят Алексеевым. Алексеев, конечно, обиделся: "Ну что же, раз приказано..." Тем не менее, такой полупринудительный способ назначения Верховному Главнокомандующему ближайшего помощника не прошел безследно: между генералом Алексеевым и мной легла некоторая тень и только к концу его командования она рассеялась. Генерал Алексеев в моем назначении увидел опеку правительства».^{452}

Деникин пишет дальше:

«Алексеев уволил Главнокомандующего Рузского и командующего армией Радко-Дмитриева за слабость военной власти и оппортунизм. Он съездил на Северный Фронт и, вынеся отрицательное впечатление о деятельности Рузского и Радко-Дмитриева, деликатно поставил вопрос об их "переутомлении"».^{453}

Алексеев сводил счеты с Рузским. Спелись оба генерала только по одному вопросу — отречения Государя. И до, и после этого они оставались врагами. Теперь Алексеев, став Главковерхом, вспомнил критику Рузского его действий, когда он был Главнокомандующим Северо-Западным Фронтом. Алексеев был злопамятным человеком.

Деникин также рассказывает, что он как-то задал вопрос Алексееву об Императрице в связи с Ее "изменой".

«...Генерал Алексеев, которому я задал этот мучительный вопрос весной 1917 года, ответил мне как-то неопределенно и нехотя:

"При разборе бумаг Императрицы нашли у Нее карту с подробным обозначением войск всего фронта, которая изготовлялась только в двух экземплярах — для меня и для Государя. Это произвело на меня удручающее впечатление. Мало ли кто мог воспользоваться ею..."»^{454}

На это косвенное, но тяжкое обвинение Алексеевым Государыни отвечает Мельгунов.

«Слова генерала Деникина, конечно, многократно цитируются. Мы имели случай убедится на довольно ярком примере, что автор "Очерков Русской Смуты" не всегда точно воспринимал в воспоминаниях слова Алексеева (См. главу "Творимые легенды" в книге "Мартовские дни", "Возрождение", тетрадь II). Ведь надо предположить, что Алексеев допускал, что "секретная" карта без его ведома была воспроизведена специально для Императрицы — эта копия и была в революционные дни найдена в бумагах Александры Феодоровны. Вероятно ли это? Если бы перед Ней была подробная карта, Она не смущалась бы подчас некоторыми географическими названиями — например Белоозеро: "уже не знаю, где это такое..." До Алексеева могли дойти не совсем точные сведения. Не шла ли речь о карте секретных маршрутов Царского поезда по фронту, о чем упоминается еще в переписке 3 ноября 1915 года?»^{455}

В общем, кто-то из этих двух генералов соврал. Но соврал злобно, с явной инсинуацией клеветы. Не будем этому удивляться, в 1917 году генералы делали дела и похуже. Не будем забывать, что говорили генералы в то время. Деникин пишет о Брусилове: