Спасала лишь краткость навигации: почти весь год команда жила вне судна, в избах или казарме, где, по крайней мере, были печка и ежедневная каша.

Дубель-шлюпка не могла взять нужный запас еды, воды и снаряжения, так что в начале похода ее сопровождали дощаники с припасами, часто намокавшими, а то и вовсе гибнувшими. В АК понимали, что следует заранее выслать запасы к местам вероятных зимовок, но средств к этому не было, и пришлось ограничиться требованием устройства складов (через Сенат) от местных воевод, не имевших к тому, однако, ни желания, ни средств.

АК, экономя штат матросов, предписала дубель-шлюпкам треугольные паруса, поскольку они управляемы с палубы. Позже Беринг приказал, для усиления тяги, заменить главные паруса с треугольных на гафельные (они тоже управляемы с палубы), но без гиков[385] [ВКЭ 2, с. 36].

Будучи далёк от морского дела, не берусь дать оценку мореходности данной конструкции, но вопросы возникают, и удивительно, что за 300 лет их не задали знатоки. Для судна в открытом море крепление главных парусов к стеньгам опасно, да еще когда их нельзя быстро убрать из-за нехватки матросов. Напомню, что дубель-шлюпка не рассчитана на плаванье в открытом море. После года траты запасов, «Якуцк» стал терять остойчивость, но стеньги было не убрать (что делают при прямых парусах), и Лаптев был вынужден добавить 5 тонн камней [Троицкий, 1989, с. 19]. Это позже ускорило погружение гибнущего судна, затруднив доступ к течам, и уменьшило спасенную часть запасов.

Удивляет и расположение главного паруса (грота) на месте бизани. Бизань — парус для стабилизации кормы, его направляют против ветра (и для этого удобен бизань-гик, а гиков на «Якуцке» не было), тогда как грот служит движителем, только будучи поперек ветра. Поэтому неудивительно, если «Якуцк» плохо слушался руля. Так, X. Лаптев записал:

«в повороте нанесло на нас великую льдину… и несучи потерло форштевень».

«в повороте нанесло на нас великую льдину… и несучи потерло форштевень».

После этого столкновения (13 авг. 1740 г.) события следовали стремительно, и гибель «Якуцка» стала неизбежной. К вечеру

«надломило форштевень, всю дубель-шлюпку помяло, учинилося великая течь… поставя три помпы, стали выливать. А из интрюма, дрова и провиант выбрав, засыпали щели мукою и конопатили, токма воды не убывало». Ночью «весь форштевень от киля до ватерштока выломало и выбросило на лед… нос погрузился, а корму приподняло. Подвели под нос грот и штаксель, засыпали меж ними и бортами мукою и грунтом, но токмо течь не уняли» [Троицкий, 1989, с. 19–20].