Например, из брошюры Анны Зороастровой (в Якутске он вышла замуж за Сергея Капгера, тоже ссыльного, и родила в Верхоянске двоих детей) мы узнаём, каково это мчаться полсуток на лютом морозе в казенной нарте без поручней и спинки, когда ямщик, один на 5 нарт, помочь выпавшему может отнюдь не всегда. Если путник был привязан, то

«при опрокинувшейся нарте пассажир волочится по земле, пока нарта при новом толчке не примет нормального положения», и «я до сих пор помню, как у меня сыпались искры из глаз, когда моя голова считала придорожные камни».

«при опрокинувшейся нарте пассажир волочится по земле, пока нарта при новом толчке не примет нормального положения», и «я до сих пор помню, как у меня сыпались искры из глаз, когда моя голова считала придорожные камни».

Ожидаешь проклятий в адрес жестокой власти, а вместо этого читаешь:

«но что же делать? Ведь имелось в виду примерно наказать нас, какой же может быть вопрос об удобствах?»

«но что же делать? Ведь имелось в виду примерно наказать нас, какой же может быть вопрос об удобствах?»

Наши герои ехали куда удобнее, поскольку были вольные и за всё платили сами, однако ночевали они в тех же заразных юртах, в тех же дымных урасах и в тех же промёрзших поварнях. Да и во времени разница была невелика: Капгеры покинули Верхоянск в 1895 году (как раз когда мичман Колчак начал службу в военном флоте), а лейтенант Колчак проехал там через 8 лет.

На пути туда наши герои, Колчак и «невеста», по всей видимости, познакомились, а путь обратно они проделали вместе заведомо (если, повторюсь, Бегичев не выдумал всю историю целиком; что сомнительно).

Анна Алексеевна Капгер (Зороастрова)

Мичман Колчак (вероятно)

Сергей Иванович Капгер

Описала Капгер и устройство якутской юрты, каковая гораздо больше похожа на русскую избу, нежели обычно думают. Более точно описал юрту ссыльный большевик Виктор Ногин, живший в Верхоянске 20 лет спустя[430].

У Зороастровой мы узнаём, что орон — это вовсе не всегда нары (как пишут в словарях), а звалось так еще и «нечто вроде закрытого ларя»[431], ограждающего спящих от морозных дуновений из двери, а заодно и от взглядов соседей. Спать рядом никому там не возбранялось, и легко представить себе двоих, под вой метели прижавшихся телами и вскоре ставших там, как одно. Никто не смел спрашивать у благородного путника, кем ему приходится спутница, поэтому долгий путь мог быть для «невесты» истинно медовым месяцем.

У Зороастровой мы также узнаём, что такое спуск с Верхоянского хребта в долину на обратном пути из Верхоянска в Якутск, где, замечу, удобства для всех были одинаковы — и для ссыльных, и для благородных: