Но сын казненного заговорщика Филипп, как известно, все-таки решился вопреки закону осуществить гнусный план отца, от которого он, по мнению хрониста, унаследовал склонность к преступлениям, и захватил в 1328 г. корону Франции в обход своего кузена Эдуарда III. Вскоре после этого Филипп Валуа обманом пленил герцога Бретонского «за то, что тот не хотел воевать против короля Англии»[1168]. В 1387 г. Карл VI, решив окончательно расправиться с непокорным Гентом, подло воспользовался светлым праздником Рождества. Король объявил, что хочет встретить Рождество в Генте, «как будто этим он оказывал честь горожанам», и для этого он в конце сентября отправил туда много бочек (по данным Уолсингема — 1800[1169]) с вином и восемьдесят вооруженных людей для их охраны[1170]. «Но внимательные горожане удивились тому, что король начал приготовления к празднику в это время года… и особенно тому, что он отправил так много охраны. И они подумали, что король задумал предать их смерти, так же как он поступил с их соотечественниками (compatriotis suis) — горожанами Дама (Damme)». Это опасение подтвердилось, когда один из горожан проткнул несколько бочек, но из них ничего не вытекло, после чего под предлогом снятия пробы с королевского вина бочки были открыты: в них оказалось оружие в количестве, достаточном для того, чтобы перебить все население Гента[1171].

Подводя некоторые итоги, можно констатировать, что образ «чужого» выстраивался как антитеза к образу «своего»: описывая врагов и соотечественников, историографы использовали негативные и позитивные проявления одних и тех же качеств. В отличие от современной европейской культуры, в которой значимую роль играют представления о толерантности, в Средние века любая инаковость воспринималась не как альтернатива, но как оппозиция, что не только порождало набор полярных характеристик: храбрость — трусость, миролюбие — воинственность и т. д., но также вызывало неприятие и нетерпимость. При этом отрицательное описание «чужих» традиционно сопровождалось постулированием позитивных характеристик «своих».

Осознание человеком своей индивидуальности невозможно без первоначальной констатации особенностей, отличающих его от остального мира. Еще сложнее группе или общности вычленить общие для всех характеристики. Осознать единообразие «чужого», врага всегда легче, чем схожесть своих, поскольку взгляд со стороны облегчает эту задачу. И чем дальше дистанция восприятия чужой общности, тем легче обнаружить кажущиеся общими характеристики, которыми эта общность обладает.