Помимо параметров, которые можно обозначить как морально-этические, в хрониках и поэмах встречаются и попытки сравнения интеллектуальных характеристик представителей враждующих сторон. Для их определения авторы источников располагают двумя парами качеств: «мудрость — безрассудство» и «хитрость — проницательность». Характеристика «мудрый» является столь частным эпитетом «своих» государей, что на ней нет смысла останавливаться специально. Ее противоположность, применяемая только по отношению к чужим правителям, как правило возникает при оценке намерения врага вступить в противоборство с англичанами или отклонения предложенных ему условий мира. Гораздо реже встречается другой антоним мудрости — глупость. По свидетельству Джона Эргома, склонность Дэвида II к роскошной неге и распутству стала привычной темой для представлений менестрелей и жонглеров, которые всюду рассказывают о нем. Подданные смотрят на него без всякого почтения и уважения, более того, даже вернейшие из них считают его дураком[1165]. Что же касается психического расстройства Карла VI, то страх бросить тень на мир в Труа, ознаменовавший величайший внешнеполитический успех Англии, вынуждал английских историографов обходить тему интеллектуальной ущербности подписавшего этот договор короля Франции.

Вторая пара характеристик значительно интереснее. На первый взгляд, хитрости противника должна противопоставляться находчивость «своих» (положительное определение для внешнеполитических или военных ситуаций). Однако в действительности все выглядит иначе. Как было показано выше, противник проявляет вполне традиционную коварную хитрость, а «свои» — доверчивость, свидетельствующую не о скудости ума, а о честности. В любом случае в конечном счете «свои» либо избавляются от опасности при помощи Бога, либо (опять-таки по воле Всевышнего) узнают о вражеских замыслах и предпринимают контрмеры. Любопытно, что английские короли никогда не замышляют ничего просто так: на страницах исторических сочинений любая их военная хитрость или политическая уловка не возникает по их собственной инициативе, но является вынужденным ответом на происки противоположной стороны. Так было, например, в 1350 г., когда Эдуард III подготовил в Кале ловушку для французов, вошедших в сговор с изменившим англичанам капитаном города[1166].

Завершая разговор о склонности венценосных персонажей хроник к хитрости, следует отметить, что наделенные этой характеристикой враги в полной мере проявляют ее по отношению не только к англичанам, но и к собственным подданным. Хроника Джеффри Ле Бейкера с первых же страниц знакомит читателей с отцом первого короля из династии Валуа, Карлом — «мужем удивительно хитрым». Он еще в 1325 г. решил убить короля Франции Карла IV, поскольку, «предполагая, что у его племянника не будет наследника, задумал в обход закона лишить королевства Франции племянника короля Карла, короля Англии». Для осуществления этого замысла Карл Валуа пригласил короля Франции на охоту и обед в один из своих замков, в лесу, возле которого он расставил людей с ножами и веревками, дав им приказ уничтожить короля и его свиту. Однако заговор был раскрыт, арестованный Карл Валуа «из-за почтения к королевской крови не был ни повешен, ни обезглавлен, но без штанов, обнаженный был посажен на мрамор, поливаемый холодный водой, где из-за плохой погоды он на холоде скончался»[1167].