Поэмы типа «Джетта и Бирри» и другие, подобные им, глубоко народные, грубоватые, мало отделанные, пользовались, несомненно, большим успехом, читались, распевались, цитировались постоянно, но ни одна из них не приобрела, да по самому своему характеру и не могла приобрести, славы крупного литературного произведения.

Зато такую славу завоевали родственные им по стилю и духу творения флорентийского парикмахера и поэта Доменико ди Джованни по прозвищу Буркьелло (1404–1448)[433]. Cын ткачихи и дровосека, типичный флорентийский ремесленник мелкого масштаба, он, как многие из них, активно занимался политикой, поддерживая партию Альбицци, за что в 1434 г. вынужден был оставить свой родной город. Умер он на чужбине в бедности и ничтожестве. Свое ремесло и активную политическую деятельность он совмещал с поэзией, которой завоевал себе широкую известность у современников и громадную славу у ближайших потомков. Так, поэт и новеллист XVI в. Антон Франческо Граццини утверждал, что Буркьелло может быть поставлен рядом с двумя создателями тосканской поэзии Данте и Петраркой. Это, конечно, преувеличение, но бесспорно, что если не по силе таланта, то по своеобразию и оригинальности Буркьелло должно принадлежать очень видное место в истории итальянской литературы и культуры вообще. Стихотворения его (по большей части это так называемые «хвостатые сонеты» классического петрарковского типа) в настоящее время почти совсем не понятны, да и современники нелегко и не полностью понимали их. Так, уже с начала XVI в., т. е. через несколько десятилетий после смерти автора, сочинения Буркьелло издавались обыкновенно с обширным прозаическим комментарием, чаще всего писателя Антона Франческо Дони. Происходит это от того, что поэт-парикмахер был так погружен в жизнь современной ему Флоренции, так знал и чувствовал каждую мелочь ее повседневного быта, что включал в свои стихотворения громадное количество всяких намеков, местных словечек жаргонного характера, эпитетов, имен, широко известных узкому кругу метафор, анекдотов и т. п.

В результате подавляющее большинство этих стихотворений приобретает характер ребуса, в котором в неожиданных и чаще всего сознательно несовместимых сочетаниях сосуществуют противоположнейшие и тем более поражающие своим соседством предметы, лица, понятия. При этом гротескно сочетаемые слова подчинены четкому, размеренному стихотворному ритму и строгим законам сонетной формы, так что создается впечатление какого-то, как мы бы сейчас сказали, беспредметного искусства, что нередко с великим удовольствием отмечали сторонники формалистических течений типа сюрреализма на Западе.