Ратманов хотел о чем-то ее спросить, но почти одновременно в комнату вошли Рената и Виталий.
— Я так и не понял, зачем нас позвали? — спросил Виталий. Он развалился в кресле и оттуда смотрел на родителей. Рената села на стул и тоже выжидающе стала глядеть на них.
— Я не знаю, — ответил на вопрос сына Михаил Ратманов. — Спросите у мамы, это ее затея.
— Я объясню, — произнесла Софья Георгиевна. — Мы все члены одной семьи, то есть, самые близкие друг другу люди. Это позволяет мне говорить с вами максимально откровенно.
— Уж не собираетесь ли вы разводиться? — предположил Виталий.
— Пока об этом речь не идет, сынок. А там, кто знает, — ответила Софья Георгиевна.
— Интересный заход, — протянул Виталий. — Тогда о чем же речь?
Софье Георгиевне вдруг стало тревожно. Все же правильно ли она поступила, затеяв это небывалое в их семье собрание. Никогда они ничего подобного и близко не обсуждали. Но отступать уже поздно. Почему-то за поддержкой она посмотрела на дочь. Рената ответила ей тревожным взглядом.
— Возможно, дорогие мои, мои слова покажутся вам высокопарными. Но я говорю по велению моего сердца. В последнее время я много думала о том, как живет наша семья.
— Как же она живет, Софья? — с явной насмешкой в голосе поинтересовался муж.
— Мы живем не честно и упорно на это закрываем глаза, делаем вид, что все нормально.
— А разве не так? — снова подал голос муж.
— Нет, Миша, совсем не так. И тебе это известно лучше, чем нам. Все, что мы имеем: этот дом и что его окружает, пара квартир в Москве и, как я совсем недавно узнала, домик в Испании приобретены на нечестные деньги. А если говорить до конца прямо — на украденные у государства или у людей — я в этом не очень хорошо разбираюсь, средства. Рената, Виталик, вы же не младенцы, вы не можете не понимать, что ваш отец не может честно зарабатывать столько. Значит, он получает свои доходы не праведным путем.
— Даже, если это так, то ты много лет с большой охотой пользуешься всем, что куплена, как ты говоришь, на неправедные доходы. Разве не так? — растянул губы в едкой улыбке Ратманов.
— Так, Миша, все эти годы я пользовалась всем этим и ни о чем тебя не спрашивала. Хотя вопросы возникали, но я гнала их от себя. Но больше так поступать не могу и не хочу.
— И что же тебя сподвигло так перемениться? — спросил Ратманов.
— Трудный вопрос, у меня нет ясного ответа на него. Может быть, эпидемия, беспомощность и бессилие нашей медицины бороться с ней. Может, ролик твоего брата о миллиардах премьер-министра. А может еще что-то.
— Ты забыла о нашем дорогом священнике. Ты должна непременно включить его в этот список.