Светлый фон

Тут явился и Грузин с дорогой, в цветах перламутра половой тряпкой в руках – от Гуччи, надо думать, ну или от Картье как минимум. Зачем на этой тряпке сияли, маскируясь под чистой воды брильянт, камни Сваровски, о том, я думаю, не знал даже сам Сваровски. Исходили, видимо, из соображений, что за свои деньги покупатель должен получить все лучшее, спасибо, брильянтов не нацепили, все же они тверже, острее…

Так вот, Грузин явился, да и застыл на пороге рукотворного озера с этой своей тряпкой, сообразив вдруг, что не тряпка тут нужна, а корабельная помпа, иначе никак.

– Ничего, – сказал рыцарь Василий, не оглядываясь, словно глаза на затылке прорезались, – ничего, хозяин, вода дырочку найдет.

Хозяин открыл свой хозяйский рот, чтобы, вероятно, сказать что-то язвительное, но снова закурлыкал журавлем дверной звонок. Грузин уронил драгоценную тряпку в помутившиеся уже воды, шаркая тапками, двинул в прихожую. Глянул по привычке в видеодомофон и оцепенел: смотрела оттуда тревожная, защетиненная физиономия Аслана, а рядом с ней – благословением и проклятием – стоял Максим Максимович Буш, доктор и базилевс. Страшное ругательство упало с уст Грузина, ударилось об пол, подскочило, покатилось длинно в сторону кухни, где его чутким ухом уловил Василий.

Нельзя сказать, что не ждал Грузин Буша, – собственно, только это он и делал со вчерашнего вечера, даже во сне, когда пришли его терзать триумвиры. И все равно застали его врасплох. Явился дорогой доктор – но не к добру был этот приход, и не радоваться, а скорбеть должен был теперь Валерий Витальевич Кантришвили, авторитет и сын отечества, – да пожрет садиста Хабанеру самый ужасный из древнеримских богов, бог вечности Кронос!

Да разве он, Грузин, мог бы даже подумать о том, чтобы выдать Буша головой – гостя, спасителя, названного сына? От такого позора перевернулись бы в гробу все его предки и все грузинские родственники отреклись бы от него, даже и мертвые, а живые – в особенности. Нет, он лучше бы умер, погиб, зарезал бы сам себя дорогим кубачинским кинжалом, гордо висевшим как раз для такого случая в гостиной на стене.

Но в том-то и дело, что страшный Хабанера обещал ему муку пострашнее простой смерти, муку, которой не мог выдержать ни один денежный человек. Все счета его, все офшоры, все великие и оттого тайные дела вытащил бы на свет Мышастый. И что после этого осталось бы от Грузина, кроме дурного воспоминания, – да ничего!

В дверь снова позвонили, Грузин за тяжелыми мыслями так и не решился открыть замок. Может быть, и не надо ничего открывать? Может быть, сделать вид, что нет его дома? Может быть, Буш уйдет куда-нибудь в другое место и уже там его возьмут хранители, а у него, Грузина, совесть будет чиста, как душа первоклассницы? Но нет, нет, это было невозможно, потому что рядом с Бушем Аслан, а это пес со стальной хваткой. Уже он убил одного хранителя, убьет и любого другого, кто подойдет к Бушу, а отвечать придется ему, Кантришвили, – зачем не отозвал, старый шакал, зачем не сделал «фу»?