[338]

нiя отношенiя крайне успокоительно дѣйствуютъ на меня. Никто тобой не интересуется, мало кто знаетъ даже фамилiю, а величаютъ меня больше — № 826, чтобы не забыть, къ рукаву пальто пришили и номеръ. Такое отношенiе является, конечно, не результатомъ какой-либо дисциплины (хотя она есть конечно, — и даже очень ея предовольно!), а просто результатомъ извѣстной Питерской индиферентности. Навѣрно изъ разсказовъ Лиды знаешь, что обилie людей, постоянныя встрѣчи съ незнакомыми прiучаютъ относиться безучастно, холодно, офицiально. Ну, такъ вотъ и здѣсь замѣтна эта особенность. Теперь ко всему этому я уже попривыкъ, одначе очень усердно считаю, сколько дней осталось до срока! Осталось 124 дня, а просидѣлъ только 78 — страсть! Ну, да и довольно объ этомъ. Как-то ты, дорогая мама, живешь? Где ты прiютилась? Не знаю я хорошенько, что будетъ со мною по выходѣ изъ тюрьмы. Вѣроятно закрѣпятъ меня въ Ромнахъ. Въ солдаты, если и возьмутъ, такъ навѣрно не сразу (иначе меня пришлось бы прямо въ лазаретъ назначить на поправку). Пиши поэтому, что ты теперь дѣлаешь и что намѣрена предпринять съ весны. Быть-можетъ, мне удастся пристать къ тебѣ въ компанiю. Само собою, что я тоже кой-что проектирую. Если у тебя не окажется ничего опредѣленного, так тогда ты приставай ко мнѣ. Вообще хотѣлось бы заблаговременно орieнтироваться, хотѣлось бы знать гдѣ и что придется дѣлать. Пиши поэтому подробнѣй про свои планы, а я про свои стану писать, когда узнаю хорошенько о своей будущей судьбѣ, а то вѣдь все на пескѣ у меня построено. Ну, прощай, моя милая, дорогая. Крепко-накрепко целую тебя. Твой Юва. Поцѣлуй дитвору крѣпко. Всѣмъ, кто не забылъ — поклонъ до самой земли. Ну прощай. — Пиши больше, дорогая, подробнѣй! Юва.

Адресъ мой: С.-Петербургская тюрьма одиночнаго заключенiя на Выборгской сторонѣ. Камера № 826 — Заключенному Ю. М.

Адрес Гальки: Пенза. Нагорная улица, домъ Тяпкиной.

Где Вера и что съ ней? Пошли ей мой адресъ и просьбу писать. Прощай. — Пиши!!!

[339]

№ 5.

№ 5.

«Тяжело жить дома сь бедностью

Даромъ хлѣбъ сбирать подъ окнами;

Тяжелѣй того въ чужихъ людях.

Быть въ неволѣ, въ одиночествѣ.

Дни проходить здѣсь безъ солнышка

Ночи темныя — безъ мѣсяца»...

Хотѣлъ было, моя дорогая, милая мама, начать письмо стихомъ Кольцова — да видно не приходится: В самомъ дѣлѣ есть здѣсь и солнышко (да еще какое — так и пахнет весной!) и мѣсяцъ (да еще какой: въ нашихъ краяхъ такой рѣдко и бываетъ,—ясный да блѣдный — точно серебро полированное!), а все какъ то не то — и солнце и мѣсяцъ не радуют: не наши они, а какiе то чужiе. Дни тянутся страшно! Ждешь не дождешься срока, хотя и оcталось-то всего 22 дня. Воображаю, какъ было бы тяжело ожидать срока, если бы я былъ здоров. А то вѣдь я еще калѣка: еле хожу на костылях. Должно быть прекурьезное зрѣлище представляю я, движущiйся на 4-хъ ногахъ — я, который вообще не любилъ двигаться медленно! Къ счастью, послѣ тифа, мои нервы маленько поустроились. Кажется самый характеръ перемѣнился: — появилась какая то (никак не ожидаемая) флегма — я даже нѣсколько пополнѣлъ, какъ выразился докторъ, а, попросту сказавши, разжирѣлъ какъ никогда не былъ на волѣ. Само собою понятно, полагаю, что ожирездесье есть следствie сравнительно спокойного хостоянiя духа: сначала, по причинѣ болѣзни и слабости, какъ то ни о чем не думалось, а потомъ будто вошло въ привычку. А впрочемъ, такое философское состоянiе (лучше сказать, состоянiе годованнаго кабана) оказалось крайнѣ не прочным. — Недавно получилъ я отвѣть на свое прошенiе, въ которомъ мнѣ объявляютъ, что я могу выбрать мѣсто жительства по желаннiю и что могу ѣхать въ это выбранное мѣсто на свой счет по проходному свидѣтельству. Известiе крайнѣ радостное, ибо, въ противномъ случаѣ я рисковалъ остаться въ больницѣ послѣ срока, просто по причинѣ болѣзни. Все это хорошо. Но вот, когда