Ситуация становилась всё более запутанной и напряжённой. Различные неподтверждённые слухи заставляли людей дрожать от страха. Одни говорили, что весь городок будут заново перестраивать в соответствии с «точкой зрения», некоторых — таких, как Ма Лаохо и обитателей усадьбы Суй, — возможно, «вышвырнут из дома». Другие утверждали, что это движение будет идти вглубь и вширь, что революционные бунтари установят диктатуру. Пронёсся слух, что в одной деревне недалеко от городка ночью происходят аресты. Те, кого увели, не возвращаются, а мы к своим «идущим по капиталистическому пути» относимся деликатно. А ведь «революция — это бунт», не «вышивание красивых картин»[87]! Слухи ходили самые разные, и некоторые понемногу подтверждались. Среди ночи стали пропадать люди, и, наконец, стали раздаваться призывы к борьбе с каппутистами. Но большинство пропавших вернулись, от них посыпались бесконечные жалобы, что их подвешивали и избивали, раздевали и методично хлестали ивовыми прутьями по этим самым частям. Их организации расклеили по улице дацзыбао с лозунгом «Притеснителям революционных масс не скрыться от наказания!» Если пропадала девица, она возвращалась обязательно с опухшим лицом, но хранила молчание и не рассказывала, что перенесла.

Призывы к борьбе с «идущими по капиталистическому пути» нарастали с каждым днём, на общих собраниях люди непрерывно выступали с обвинениями. В этот период самое глубокое впечатление на жителей городка произвёл один румяный парнишка лет двадцати. С повязкой на рукаве, в армейской шапке он выступал долгих шесть часов. Он потратил целую уйму времени на разыскание материалов, чтобы привести примеры целого ряда злодеяний Чжоу Цзыфу и Чжао Вина. Когда он рассказывал о том, какое давление оказывалось на валичжэньцев, как мучительно они боролись из последних сил, из толпы слушателей летели лозунги, на глазах выступали слёзы. Немало людей вспомнили голод тех лет, вспоминали, как их топтали и издевались, и исполнились невыразимого гнева. «Бунт — дело правое! — раздавались крики. — Долой каппутистов, не желающих раскаиваться до гроба! Если враг не сдаётся, он будет уничтожен!» Когда призывы смолкли, парень продолжил выступление: «Я не боюсь быть изрезанным на куски, стащив императора с коня. Революционные боевые друзья, с радостью прольём кровь, чтобы весь мир стал красным! Боевые друзья, давайте объединимся — и в бой! В бой!» — и со слезами на глазах выбросил вверх кулак. Под сценой немало заплаканных девиц широко открытыми глазами долго смотрели на этого румяного парня.