В а с е н а. А вы накапливайте помаленьку. Вон минусинский врач, слыхали, корову заимел. А было у него что? Голь. Корова в хозяйстве — первое дело.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Думаю, корову не вытяну.

П р о х о р. В разумении таких людей, мобыть, не о корове он думает. Дура ты!

В а с е н а. Хватит. Пошли!

П р о х о р. Пошли.

В а с е н а. На дорогу пельменей заморожу. В дороге это первое дело.

П р о х о р. А на болотцах весной, помните? Мобыть, так и тянет, так тянет… Уж то-то побродили мы с ружьецом-то! Бывайте здоровы, Владимир Ильич.

Заиграл на своей дудочке тихонько, и оба они — Васена и Прохор — чинно вышли.

В л а д и м и р  И л ь и ч. Целый год. Да ведь какой год! И врозь…

Н а д я. Все равно, Володя, мы будем вместе. И может быть, даже хорошо, что — в разных концах? Мобыть… хорошо?

В л а д и м и р  И л ь и ч. Мобыть.

И словно исчезло все вокруг, ушла куда-то и высветилась только она одна.

Н а д я. Бодрилась, конечно, делала вид, а разлуку переживала очень… Я — в Уфу, он — в Псков… Срок его кончился в феврале. И вот наконец мы выехали. Ехали на лошадях по Енисею триста верст, день и ночь, благо, луна светила вовсю. Он заботливо укутывал меня и маму, на каждой станции по-хозяйски осматривал, не забыли ли мы чего-нибудь, и шутил… Мчались мы вовсю, а он ехал без дохи, уверяя, что ему жарко, и засунув руки в мамину муфту… Думала я потом — а как все было в Шушенском? Боялась взглянуть на карту… Точки, точечки… Куда нас занесло?.. Иногда становилось нестерпимо… Но разве мы жили плохо? Нет, Шушенское теперь — мое! Вспомню — и сжимается сердце… Как он учил меня кататься на коньках? А Новый год? А Глеб, а Зина, а Базиль и Тоня с ее малышкой? А наш особенный сибирский воздух? Он правду говорил — курорт! И Саяны видны оттуда совсем не так издали, как Монблан из Швейцарии!.. Да… Швейцария…