Б е л ы й. Клянусь, это не от меня, это от вас. И это прекрасно, то, что происходит с нами! Сейчас! Сию минуту!

Л ю б а. Молчите!

Б е л ы й. Но как же молчать?.. Хорошо, ничего не скажу, ничего не скажу… Но ведь все равно громче самых громких слов будет это молчание… Я увезу вас! Мы уедем в Италию! Мы будем путешествовать по всему миру… Да, я для вас и земной, и удивительный… И мне не нужно, чтобы вы ответили мне. Без того знаю я, что вы ответите! Я за десятки верст чувствую вас, ваш ответ. Еще не слышны шаги, но я знаю — это Вы! И знаю: это неизбежность!.. Неизбежность, слышите? Я обречен. Я счастлив.

Л ю б а (тихо). Кажется, и я…

Входит  Б л о к. Он стоит, прикрыв глаза, словно вслушиваясь в самого себя.

Б л о к. А, Боря. Я пройду к себе.

Б е л ы й. Ты опять ускользаешь? В последнее время мы так мало говорим с тобой.

Б л о к (рассеянно). Разве?

Б е л ы й. А я новую статью начал. То, о чем мы говорили. Научное объяснение явлений жизни ведет неминуемо к исчезновению самой жизни. Душа, иссушенная знанием, тоскует о потерянном рае — о детской легкости, о порхающем мышлении.

Б л о к. Да, да… Детская легкость… (Вдруг, резко.) Боря! А не пора ли нам начать выпутываться из нашего философского сумбура? Ты не находишь? Эта игра уже наносит увечья!

Б е л ы й. Увечья?

Б л о к (стиснув зубы, но уже спокойно). Да, увечья. И я — о земном, а не о потустороннем.