Светлый фон

Б е л ы й (бурно). Саша! Саша! Навсегда и навеки!

(бурно)

Л ю б а. Ну и все. Больше ни единого слова! Гулять! Вот тут, по кривым арбатским переулкам. Потом — к Новодевичьему, на Воробьевы горы… Не могу, не хочу слушать, зажимаю уши…

 

Сцена уходит в темноту, и через секунду освещается другой круг. Входит  Л ю б а, потом Б л о к. Она опускается на стул, хмурая и сосредоточенная.

Сцена уходит в темноту, и через секунду освещается другой круг. Входит  Л ю б а, потом Б л о к. Она опускается на стул, хмурая и сосредоточенная.

 

Л ю б а. Не могу и не хочу. От этих сумасшедших разговоров как будто голову набивают ватой. «Холодная черта зари, как память близкого недуга, и верный знак, что мы внутри  н е р а з р ы в а е м о г о  к р у г а…»

Б л о к. Почему ты вспомнила эти стихи?

Л ю б а. Потому что я все чаще и чаще думаю, что была права, когда писала тебе трагическое письмо.

Б л о к. Какое письмо?

Л ю б а. Я тебе его не показала. А я писала тогда, что не могу больше оставаться с тобой в прежних дружеских отношениях. Для того чтобы их продолжать, я должна без конца притворяться.

Б л о к. Почему?

Л ю б а. Потому что ты смотрел на меня, как на какую-то отвлеченную идею. Вы все навообразили обо мне всяких возвышенных вещей, и за этой фантастической фикцией ты не заметил и не увидел меня.

Б л о к. Но, может быть, увидел гораздо больше? Может быть, это и есть единственная любовь? О, память навсегда сохранит наши прогулки в рощицах у твоего Боблова, у нашего Шахматова…

Л ю б а. Разумеется. Был влюблен. Любил. (Усмехнулась.) Свою фантазию! Свой сумасшедший идеал! А ведь я искренне ждала хоть немного естественного чувства от тебя. Понимаешь ли, о чем я говорю? Однажды, после долгих разговоров, возвратившись домой, я вдруг почувствовала, что не могу больше, что в моей душе что-то оборвалось, умерло. Я почувствовала, что твое отношение ко мне возмущает все мое существо! Я живой человек и хочу им быть, хотя бы со всеми недостатками. Я не отвлеченность. Это оскорбительно. Мне холодно, страшно в этих высотах. Вот об этом и написала…

(Усмехнулась.)

Б л о к. И не дала мне прочесть?

Л ю б а. Не могла. Но во мне все кипело! Я ждала объяснений, но не таких, не таких! Ну что я такое была? Девчонка, дура.

Б л о к. Да и я не умней. Седьмого ноября шел на курсовой вечер в Дворянское собрание и знал, что этот вечер решающий. Я шел на свидание с тобой, считая, что оно — последнее. В кармане у меня лежала записка…