Б е л ы й. Нет, надо! Ну, а дальше, дальше что?

Л ю б а. Вы толкаете меня на откровенность. А в этом я и себе боюсь признаться.

Б е л ы й. Но что же это, что это?

Л ю б а (с усмешкой). Боже мой… Как будто и любовь, но в сущности одни литературные разговоры.

Б е л ы й (весело). Сумасшедшие дети!

Л ю б а. Я вас боюсь. (Страстно.) Да, я хотела порвать с ним. Прекрасная дама взбунтовалась… Отказать, замкнуться, уйти.

Б е л ы й. Что, что, что?

Л ю б а. И все-таки это стало началом моей судьбы.

Б е л ы й. Началом?! Ловлю вас!

Л ю б а. Не смотрите на меня так.

Б е л ы й. А сами смотрите прямо в мою душу! Кто вам дал право! Кто вам дал эту власть?

Л ю б а. Никакой власти у меня нет.

Б е л ы й. Но вы же знаете, знаете!..

Л ю б а (усмехнувшись). Чехов напрасно смеется над «душенькой». Разве это смешно? Разве это не одно из чудес природы — способность женской души так точно, как по камертону, находить новый лад?

Б е л ы й. О нет, вы не «душенька». Не вы меня, а я вас боюсь.

Л ю б а. Ах, во мне есть немалая доля трагичности. Вот я опять теряю свое. (Смотрит на него.) Вы пронзающий, вы еще более необыкновенный, чем Блок, еще более удивительный, но вместе с тем… вместе с тем вы — земной.