«Вечная лужа. Проклятье деревни. Огромная дыра к центру земли, заполненная словно бы вулканической грязью, то стреляющая по верхней воде плавунцами, то парящая под июльским солнцем глинистой кашей, то в рваных осколках ноябрьского льда швыряющая по обочинам студеную путаницу супеси и мелких камешков. Проложенная по древней гати дорога столетиями спотыкалась не то о плывун, не то о какую иную подземную силищу, которую, сколь ни заваливать ее ветками, сколь ни перекладывать бревнами, ни вбивать в ее ненасытную прорву булыжник и кирпичное крошево, а всякий раз вновь ловит она беспечных ездоков. Несчетно телег увязло по самые оси в ее распутном лоне, начиная с подвод Ольгерда, груженых мехом лисиц и соболя, золочеными окладами, сорванных с образов церквей окрестных погостов. И то лопарские заклятья, то литвинская брань, то ругань здешних скобарей срывались в небо вороньим граем с опушки ближайшего леса».
И так будет во всех (!) пяти (!) частях этой огромной дыры под видом романа «Чеснок». Смысла разбирать каждую его часть нет никакого. Читать про похождения героя по кличке Борода (единственным хоть каким-то живым поступком которого была мастурбация на берегу реки и наблюдение, как семя его, «не встретив горечи и горячей соли лона, как несчастливая молока опоздавшего на нерест хариуса, поплыло к Байдаракской губе») еще скучнее, чем наблюдать за подвигом Искупления малохольного Андрея – тот бросился под стремительный рояль в кустах в виде несущейся машины «Победа» и спас неких детишек ценою сломанной ноги. Одного хромца на роман автору будет мало, поэтому он введет другого, толстого геолога-калеку, который страсть как любит смотреть футбол и рассказывать, что лучшая мушка для ловли хариуса изготавливается из лобковых волос – но не абы каких, а любимой женщины! На заметку всем любителям рубной ловли. Всевозможные Антоны-Иннокентии, Анны, Митричи, Бороды, Илюхи – они будут бултыхаться по глинистой каше романа «Чеснок», как весенние плавунцы, как супесь и мелкие камешки, как букетики фиалок в проруби…
«не встретив горечи и горячей соли лона, как несчастливая молока опоздавшего на нерест хариуса, поплыло к Байдаракской губе
Лучше проявить милосердие и захлопнуть этот ужас.
Я читатель крайне доброжелательный. Очнувшись от чесночного морока и еле выбравшись из распутного лона этого романа, отбормотав положенные скобарские свои проклятья, супротив обычного положения дел решил дать автору шанс реабилитироваться. Ведь у Орлова есть другой роман… Минуточку, достану где-то завалявшуюся у меня реплику штемпеля критикессы Галины Юзефович… а, вот он… шлеп: «Огромной художественной силы история надежды и отчаяния, смерти и возрождения». Галина Леонидовна, конечно, именно о романе Даниэля Орлова под названием «Саша слышит самолеты» этого не писала, но уж больно хорош ее «полыхаевский» универсальный штемпель, грех не позаимствовать для похвалы.