Нарушение Знаевым собственного завета – дело привычное, читатель этому уже не удивляется. Но откуда в кассе «выручка»? Нет там денег и быть не может. Деньги за продукты, алкоголь и сигареты идут в кассы Рахима, Гриши и Сережи.

Сумма не называется, но «денег много, полный мешок» (Знаев решил оставить финансовую подушку своим сыновьям, дети поражены размером сумм).

Арендная плата Рахима и Гриши через кассовые чеки не проходит, неужели на одном стеллаже с эмалированными тазами и галошами за день так отторговались?

Не иначе.

Тогда, получается, Знаев кривит душой, когда жалится на «вялую торговлю» и «провал затеи с магазином»? А ненасытный Молнин учуял новый рынок – галоши с тазами – и хочет его отжать? Вот же гад!

Литературные крутильщики подставляют Рубанова еще и еще. Например, с оценкой ресторанных расходов миллионера Знаева:

«Каждый день – по три-четыре встречи в ресторанах: поговорили о деле, заодно и пожрали. Он проводил огромный кусок жизни, сидя на комфортных диванах, среди музыки, идеальной чистоты, в нарядной толпе благополучных счастливчиков…

Он просиживал по кабакам, барам и кафе тысячу долларов в месяц».

Конечно, мэтр Рубанов так бы не написал. А для крутильщиков тысяча долларов – это огромная сумма, им и в голову не приходит посчитать: в месяце двадцать пять рабочих дней – это будет по сорок долларов в день. Три ресторана ежедневно – тринадцать долларов на ресторан. Всего-навсего.

Немудрено, что Знаев худой, злой и жилистый: на тринадцать долларов в московском ресторане с комфортными диванами и музыкой не зажируешь. Разве что в молнинские рестораны ходить с тухлым мясом и гнилой морковью.

Или, вот: Знаев-папа отдает Знаеву-сыну мешок галошных денег, изъятых им из кассы:

Сын, натурально, переживает:

– Это черный нал?

– Что?

Мальчик смущается. Румянец заливает его щеки.