Евгений Германович, умный человек с подходящим случаю отчеством, времени не терял, связи с германцами всячески налаживал и закреплял. Став стипендиатом фонда имени Александра фон Гумбольдта, в конце девяностых и начале нулевых Водолазкин снова получил возможность жить, вести исследования и публиковаться в ставшем ему близким городе Мюнхене.

У меня, живущего уже второй десяток лет то в Москве, то в Шанхае, германские вехи водолазкинской биографии не только не вызывают отторжения, а наоборот – находят всяческое понимание. Писатель и ученый просто обязан передвигаться по миру и познавать его во всем многообразии.

Другое дело, что отражать полученные впечатления у каждого автора получается по-разному. Скандальный Париж Миллера, безжалостный и безумный Нью-Йорк Лимонова, тихий и мирный нацистский Мюнхен Водолазкина…

По признанию Евгения Германовича, определение «неисторический роман» к его титульной книге «Лавр» придумала сама Елена Шубина, глава редакции имени себя и вообще королева-мать всея большой отечественной литературы. «Я думаю, в эту парадигму встраивается и моя повесть «Близкие друзья», – сообщил в интервью Водолазкин.

А я вот так не думаю.

Возьму на себя смелость придумать более верный термин для водолазкинского текста «Близкие друзья» – «сервильная повесть». Потому что при чтении убеждаешься – повесть будто писалась автором вовсе не для отечественного читателя, а во многом с расчетом на перевод и публикацию именно на родине его «близких друзей», в славной стране Германии. С оглядкой на мюнхенских коллег.

Разобраться в том, кого, как, сколько раз и зачем обслуживает автор своим текстом мы и попробуем.

Уже самим названием «Близкие друзья» автор берет быка за наиболее удаленное от рогов место и пытается всучить нам этакого «Ремарка в импортозамещении». Но если в «Трех товарищах» мы действительно видим историю дружбы и любви, то никаких «близких друзей» или достойных внимания человеческих чувств в повести «Близкие друзья» и близко нет. Копошение изображенных в ней организмов более походит на жизнь представителей славной группы беспозвоночных – всяких там улиток, слизней и морских блюдечек.

В прекрасном городе-колыбели нацизма, в Мюнхене, в межвоенное время «дружили родители трех детей» – Ральфа, Ханса и Эрнестины. Родители этих детей не были ни коллегами, ни даже однопартийцами. В манере, которую некоторые деликатные критики охарактеризовали «суховато-повествовательной авторской интонацией» нам будет рассказано, как на Северном кладбище города случайным образом познакомились три семьи, ухаживающие за могилками родственников. Даже «отношение к нацизму в их семьях было разным». Каким именно, автор предусмотрительно не уточняет – все-таки дело щекотливое… Может, одна семья считала нацизм спасением, другая – весной человечества, а третья спокойно и практично поддерживала. Не придерешься – действительно разное отношение. Люфт трактовки широкий. Можно и насчет «тихих противников режима» пофантазировать, при большом желании.