Позвольте историку вставить ремарку. Ничего особо нового в кастрации врагов нет и не было, она использовалась задолго до возникновения античной мифологии как таковой. И приплетать этот способ казни и унижения побежденных к мифологии романа – это как приписывать творческим потугам гражданина Улюкаева мотив падения Трои и Послание к Коринфянам и Евреям. Или извлекать аллюзию на Урана и Кроноса из перипетий сериала «Игра престолов».

Наковырять в тексте сущностей божественного ранжира для читавшего энциклопедию «Мифы народов мира» – дело нетрудное. Как только в романах, стихах или еще где возникают божества, критик их завсегда найти может и того, аргументировать. А если читатель начнет ерепениться и спрашивать: что это было, неужто литература? – он егозу-то приструнит. Сафронова вообще любит подпустить в критику божественного. Этот прием прослеживается во многих ее рецензиях.

Так же хорошо освежает рецензии и сапфическая тема. Она уже много лет популярна… у критиков. Про читателей не скажу. Поскольку даже десять лет назад, наткнувшись в рецензии на нечто в этом роде: «…первая крупная проза Ирины Горюновой будто бы задается целью дразнить читателя «табуированными темами»: гомо- и лесболюбовью, да еще прописанной откровенно, со всеми эпитетами, которыми награждают друг друга расстающиеся «голубые» либо ссорящиеся «розовые», с отчетливой физиологичностью и столь же дотошным психологическим анализом…» – даже тогда читатель испытывал нечто похожее на раздражение: ну сколько можно? Чем, ну чем эти гомострасти так уж отличаются от страстей натуралов? Физиологией воплощения страстей? А вы уверены, что это хоть сколько-нибудь интересно – не говоря уж о том, что ново?

Критики вроде Сафроновой усердно пытались и пытаются предупредить подобные вопросы уверениями, что автор, дескать, припал к источнику мировой культуры: «Оглянемся назад! Сколько было обращений к мужеложству, женоложству и прочим …ложствам в мировой истории искусств», – и написал историю психологических драм и душевных порывов однополых любовников— ну совсем как у нормальных людей! Короче говоря, заменить упомянутых в романе членов ЛГБТ на отряд юных строителей коммунизма – и будет то же. С небольшими изменениями в образах вождей и гуру, да и то несущественными.

Примерно так же пишет и неоднократно расхваленная Сафроновой (и сама расхвалившая Сафронову в ответ) Мария Ануфриева в романе «Карниз»: женщина легкого поведения, живущая с весьма ненадежным в социальном и семейном плане люмпеном, буквально ничем не отличается от любой другой такой же, как она, страдалицы, но выделяется лишь тем, что она со своим «сантехником Папочкой» одного пола. На вопрос «и что?» критикесса немедля принимается рассуждать о психологических драмах однополых партнеров.