– Нет, не идешь.

– Не ссорьтесь, – сказала Эмми. – Альберт, если он должен идти, пусть идет. Это не как в прошлый раз, когда он сбежал в гневе. Это важно.

Альберт выглядел слишком уставшим, чтобы спорить. Но сказал весьма грубо:

– Если не вернешься, мы не станем тебя искать.

– Я вернусь до темноты.

Я вернулся в Хоперсвилль и, идя по поселку, видел разрушения, которые оставили после себя полицейские. Навесы сбиты, картонные укрытия разорваны, жилища из тонкой фанеры разбиты в щепки. Гофрированный метал стянут с хижин, двери сорваны с самодельных петель. Я решил, что власти использовали обыск как предлог, чтобы подорвать дух жителей поселка и, возможно, разогнать этих нежелательных соседей. Типи Шофилдов развалили, и он лежал на земле, как что-то мертвое. Но вокруг маленькой стоянки собрались люди, я узнал их лица по предыдущей ночи, они деловито снимали брезент с длинных шестов, а Мамаша Бил командовала повторным возведением.

Ко мне подбежала Мэйбет и обняла с такой силой, как будто меня не было целую вечность.

– О Бак, я так боялась за тебя.

Я сделал шаг назад и осторожно приложил ладонь к ее боку, куда пришелся удар.

– С тобой все хорошо?

– Немножко больно, но мне плевать. Ты в безопасности. Это самое главное.

– Как твоя мама?

Миссис Шофилд сидела с близнецами около выпотрошенного грузовика. Она обнимала детей и говорила тихим, успокаивающим голосом.

– Она сказала, что эти дубинки не сильнее града в Канзасе. Она закаленная, моя мама.

Чего нельзя было сказать о ее отце, которого нигде не было видно. Я не стал спрашивать, решив, что прекрасно знаю, куда он делся. Рано или поздно он вернется из подпольного бара, и к тому времени вся тяжелая работа уже будет сделана.

Мамаша Бил улыбнулась мне, когда я принялся помогать ставить типи.

– Я все гадала, вернешься ли ты. Рада видеть, Бак.

Когда типи установили, Мамаша Бил сказала всем:

– Я готовлю рагу и булочки на ужин. Все приглашены.

– Я не могу остаться, – сказал я Мэйбет.