Перед рассветом я наконец заснул на полу вагона. Должно быть, спал я крепко, потому что когда проснулся, поезд не двигался. Я сел, все тело ломило от жесткого пола, который служил мне матрасом, и выглянул в открытую дверь. Мы стояли на сортировочной станции, не слишком отличающейся от той, которую я покинул ночью, хотя рядом с этой возвышались высокие зерновые элеваторы, словно башни замка. С дальнего конца состава быстро шел мужчина, заглядывая под каждый вагон и в те, двери которых были открыты. Это сторож, понял я, вспомнив истории о побоях от рук жестоких железнодорожных охранниках, патрулирующих станции. Я вылез из вагона и помчался со всех ног.

Сортировочная станция и большая часть города лежали под высоким утесом. На грязной улочке недалеко от железнодорожных путей я нашел маленькую закусочную. Доносившийся оттуда запах жареного бекона впился в мой голодный нос и затащил меня внутрь. В своем лунатизме Эмми сказала, что я пойму, когда придет время воспользоваться деньгами из ботинка. Я был голоден – и одинок – и решил, что время пришло. Я сел на стул за стойкой. Женщина за ней была худой, светловолосой и усталой, но она приятно улыбнулась, увидев меня. Она протянула руку и вытащила из моей рубашки пару соломинок.

– Где ты спал ночью, дружочек? В стоге сена?

– Вроде того.

– Голодный?

– Еще как.

– Что будешь?

– Яичницу с беконом, – сказал я. – И тост.

– Какую яичницу тебе сделать?

– Болтунью, пожалуйста.

– «Пожалуйста», – сказала она, не прекращая улыбаться. – Вот бы все мои клиенты были такими вежливыми.

– Где я?

Мужчина, сидевший через несколько стульев, сказал:

– Дубьюк, штат Айова, сынок. – Он подмигнул женщине за стойкой. – Не в стоге, Ровена. Мальчик спал в товарном вагоне, или меня зовут не Отис.

– Это правда, дружочек? – спросила Ровена. – Ты путешествуешь зайцем?

Я не знал, как они к этому отнесутся, поэтому не ответил.

– Где твои родители? – спросила Ровена.

– Умерли.

– Ох, милый, какая жалость.

– Давно ты ел в последний раз, сынок? – спросил мужчина.