– Вы присутствовали?

– О да. Это было здесь, в этой комнате. Ты родился на этой кровати.

Вот это было настолько огромное откровение, что я не находил слов.

– Я назвала тебя Одиссеем, потому что мы с Розали выросли, слушая, как мама читает нам поэму Гомера. Ты знаешь своего тезку, Одиссей?

– Греческий герой. Кора Фрост, учительница из Линкольнской школы, рассказывала мне про него.

– Он был великим вождем, и я знала, что ты тоже когда-нибудь станешь. Но еще я назвала тебя так потому, что ты родился на Итака-стрит. Это казалось знаком.

Это было слишком.

– Это мама дала мне имя, – заявил я.

Она молча смотрела на меня. В голове раздалось жужжание, словно рой мух летал по кругу в поисках выхода.

В конце концов я уставился на нее, и, должно быть, на моем лице отразился немой вопрос, потому что она кивнула и прошептала:

– Да.

Глава шестьдесят третья

Глава шестьдесят третья

– Это не подходящее место, чтобы растить ребенка, – объяснила тетя Джулия.

Нет, не тетя Джулия. Мама. Я покрутил слово в голове, но оно звучало неправильно.

После своего поразительного признания она не могла сидеть смирно. Я занял ее место на кровати, а она ходила туда-сюда, время от времени поглядывая на меня, чтобы оценить мою реакцию на свои слова. Это, должно быть, было сложно, потому что я потрясенно молчал и выглядел безучастным, как огородное пугало.

– У Розали уже был ребенок. Я знала, какая она хорошая мать для Альберта. Гораздо лучше, чем стала бы я для тебя, особенно здесь. Ох, полагаю, я могла бы уйти и попытаться зарабатывать нам на жизнь каким-нибудь другим способом, но я ничего не умела. Это… – Она развела руки, обозначая эту комнату, этот дом, все обстоятельства. – Это все, что я знала. И, Одиссей, они были так добры к тебе, и Альберт был таким хорошим братом.

– Тогда… кто? – наконец спросил я.

– Кто?

– Мой отец.