Теперь у меня были деньги. И откладывать неизбежное дольше не было повода.
Я взяла рикшу и поехала к Канте.
Я не видела Канту, Радху и ребенка несколько недель – с тех пор, как они вернулись из Шимлы. Я скучала по ним. Но мне хотелось, чтобы они побыли одни. И чтобы Радха не думала, будто я вновь пытаюсь ею командовать.
– Лакшми! Какой приятный сюрприз! – Канта заключила меня в объятия. Она казалась отдохнувшей, довольной. Исчезли тени под глазами. Вновь округлились щеки.
– Радха в детской. Иди к ней. А я посижу с
Свекровь Канты приняла ребенка как родного. Если она заметила, как он похож на Радху, и догадалась, чей он на самом деле, то ничего не сказала: наконец у нее появился желанный внук.
Дверь в детскую была приоткрыта, и я замерла на пороге: не хотела будить ребенка. Из комнаты доносился голос Радхи:
– «Да как ты смеешь являться мне на глаза?!» – вскричал злой царь Камса[64]. Столько раз он пытался погубить Кришну, но все тщетно».
Я тихонько вошла в детскую. Радха сидела спиной ко мне, в кресле-качалке, покачиваясь туда-сюда. Ребенок лежал у нее на руках, она читала ему «Сказки про Кришну»; книга до того истрепалась, что страницы пришлось подклеивать к корешку.
Канта и Ману назвали ребенка Никхилом. На церемонии наречения Канта омыла сыну лоб водою и передала его
Младенец загукал.
– Именно это ответил Кришна! – проворковала Канта, наклонилась и поцеловала сына в щеку. – Какой же ты умный!
– И красивый, как Кришна.
Кресло-качалка остановилось, Радха обернулась ко мне.
– Джиджи! Нельзя же так подкрадываться! – нахмурилась она.
В одной руке она держала бутылочку; должно быть, младенец выпустил ее изо рта и теперь тянулся к ней пухлыми пальчиками, но Радха бросила почти пустую бутылочку в сумку с детскими вещами.