Была она, что называется, на возрасте, что-нибудь под пятьдесят, а может быть, даже старше, лицо ее было тщательно сделано, щеки и лоб покрыты золотистым тоном, веки подсинены, губы слегка подкрашены.
Однако хрупкая, непрочная эта красота как бы взывала к милосердию, ибо нарушить ее ровным счетом ничего не стоило. Казалось, еще немного, самая малость, легчайшее дуновение ветра, дождевая капля, упавшая не вовремя, снег, который ринулся навстречу, на миг ослепив глаза, и все это кажущееся благолепие рассыплется в прах, мгновенно, без следа исчезнув…
— Слушаю вас, — сказал Вершилов, садясь за стол.
— Доктор, — начала женщина, но тут же замолчала, слезы хлынули из ее глаз, побежали по щекам, покрытым тоном. — Доктор, я, видите ли…
— Успокойтесь, — сказал Вершилов, налив из графина в стакан воды и поставив стакан перед женщиной. — Выпейте воды, успокойтесь, прошу вас…
— Вы добрый, — сказала она. — Это сразу видно.
Отхлебнула немного из стакана, аккуратно вытерла губы маленьким носовым платком, белым в синий горошек.
— Я — жена Ткаченко, Лариса Аркадьевна…
Протянула ему узкую ладонь, кожа выхоленная, на безымянном и среднем пальцах перстни с дорогими камнями, на запястье — золотой браслет.
Вершилов несколько недоуменно пожал ее ладонь: может быть, она привыкла, чтобы ей целовали руки?..
— Какого Ткаченко? — спросил он, но тут же вспомнил: — А, того самого…
— Да, того самого…
Она окончательно скинула шубку, малиновый джемпер оттенял темно-карие, удлиненные черным карандашом глаза. На груди золотая цепочка с кулоном, синий камень в окружении крохотных жемчужин, из-под волос перламутрово поблескивают жемчужные серьги.
«Чересчур много украшений», — поморщился Вершилов, он не выносил никакой аляповатости, никаких излишеств в одежде.
— Доктор, умоляю вас, не губите мужа…
Ладони сложены вместе, глаза полны непролитых слез, даже жемчужные серьги кажутся застывшими слезками, и все вместе просит, умоляет, настаивает — не губите, будьте жалостливы, будьте милосердны…
— Я не собираюсь губить его…
— Нет, это не так. — Голос ее дрогнул, но она, видимо, постаралась сдержать себя. — Это не совсем так, от вас зависит его жизнь, а следовательно, и моя, и жизнь нашей дочери, нашей девочки…
На всякий случай Вершилов снова пододвинул ей стакан воды.
— Благодарю вас, — кивнула головой Лариса Аркадьевна. — Вы такой заботливый…