— Это — жена Ткаченко, — сказал он, поняв ее взгляд.

— Да, я жена, — повторила вслед за Вершиловым Лариса Аркадьевна. — Это, может быть, одна из самых трудных должностей на земле…

Сощурила красивые, с подсиненными веками глаза, оглядела Зою Ярославну с головы до ног.

Зоя Ярославна, по природе человек неробкий, невольно поежилась от этого взгляда, позже призналась:

— Словно иголки стала в меня втыкать…

Но Лариса Аркадьевна отвернулась: не пожелала скрыть, что она ей не нужна и неинтересна.

— Так вот, — снова повернулась к Вершилову, — надеюсь, вы не откажете мне? Да, не откажете?

Опять умоляющий взгляд, женственно-нежно поднятые на него ресницы, дрожащие губы, не ровен час — вдруг расплачется, как прежде?

«Артистка, — мысленно решил Вершилов. — Ну и мастерица же! Надо еще поискать такую…»

Переглянулся с Зоей Ярославной, понял, она думает так же, как и он.

Ему был знаком этот тип женщин, чем-то его жена походила на нее, особенно в молодости: то казалась нежной и томной, не выносившей ни одного резкого слова, то властной и резкой, то…

Она и теперь нередко удивляла его сменой своих настроений: порой была вялой, индифферентной, расслабленной, порой казалась добрячкой, открытой душой, распахнутой всему и всем, но все чаще бывала такой, какой являлась от природы: жесткой, язвительной, неуступчивой.

— Ничего не поделаешь, придется вам отказать, — сказал он. — Повторяю, ваш муж совершенно здоров, можете поздравить его с таким блистательным, безукоризненным здоровьем.

Глаза ее постепенно темнели, становились более тусклыми, как бы затуманенными.

— Это ваше последнее слово?

Спросила тихо, словно бы поверяя некую тайну, обращаясь только лишь к нему одному, даже не взглянув в сторону Зои Ярославны.

— Последнее, — слегка улыбнувшись, ответил Вершилов. — Вы прямо как судья, вот, глядишь, и последнее слово с меня спрашиваете.

— И спрошу, — голос ее звучал откровенным металлом. — Да, спрошу и заставлю вас ответить.

— Может быть, все-таки хватит? — спросила Зоя Ярославна, закурив новую сигарету. — Может быть, пора бы вам понять, что вы имеете дело с людьми чрезвычайно занятыми, по-настоящему усталыми…

— Я тоже человек предельно занятой, — оборвала ее Лариса Аркадьевна. — И устала, должно быть, не меньше вашего.