Он все дымил папиросой, тяжело, надсадно дыша, дыхание вырывалось из его груди со свистом, руки, лежавшие на столе, слегка дрожали, впалые виски покрылись каплями пота. Он был, должно быть, неизлечимо болен.
— А вы, случаем, не доктор? — спросил старик.
— Случаем, доктор, — ответил Корсаков.
— Посоветуйте, в таком случае, — старик даже привстал со стула. — Почему это я ночами совершенно спать не могу? Как лягу, так нечем дышать, кажется, сейчас бы в самый раз вздохнуть бы как следует, а не выходит, что-то подступает к самому вот этому месту, — старик показал на горло, — что-то подступает, и нет воздуха, словно в воду попал и захлебнулся…
— Видите ли, — начал Корсаков, — я хоть и врач, но без осмотра, без исследований вряд ли что могу вам сказать, тут необходимы всякого рода анализы, во всяком случае, на мой взгляд, вам надо было бы первым делом лечь в больницу, а там уже вас полечат как следует…
Корсаков не договорил. Открылась дверь, в комнату вошла женщина.
Высокая, ладно скроенная, маленькая голова на покатых плечах, твидовое пальто наброшено на плечи, в одной руке косынка, газовая, зеленая, в пестрых разводах, должно быть, только что стянула с головы.
Подошла к Корсакову, стала перед ним, протянула руку:
— Вы ко мне? Из управления?
— Нет, я сам по себе, — ответил Корсаков.
Он даже вздрогнул, до того она походила на его маму: даже волосы были точно того же цвета, темно-рыжеватые, с легким бронзовым оттенком, она протянула ему руку, и он подумал, что рука тоже походит на мамину руку — небольшая, крепкая ладонь, недлинные, изящно вылепленные пальцы…
Она с легкой улыбкой глядела на него. Темные, изогнутые густые брови, небольшие, зеленовато-серые, улыбчивые глаза в темных ресницах, большой, четко очерченный красивый рот. Лицо обветренное, румянец то вспыхивает, то гаснет.
— Моя фамилия Корсаков, зовут Виктор Петрович, я — доктор, живу в Москве, был в Смоленске по делам и вот решил заехать к вам в деревню. Я когда-то знал вашего дедушку и даже вашу мать тоже пришлось мне видеть однажды…
Все это Корсаков выложил одним махом, как говорится, не переводя дыхания.
Он терпеть не мог лгать. С самого детства не умел ничего придумывать, Адя, сестра, та, бывало, сочинит целую гору, если ей это было надо, если, скажем, пропустила уроки в школе или решила отправиться с друзьями за город. Тут она придумает невесть что: и пожар случился дома самый неожиданный, и любимая бабушка тяжело заболела (сколько любимых бабушек, теток, дядьев и других родственников она за все годы учебы в школе благополучно похоронила, иных даже по несколько раз), и потолок неожиданно обвалился, и трамвай ни с того ни с сего с рельсов сошел, и машины наехали друг на друга, получилась уличная «пробка», часа за три никак не расхлебать. А он не мог так. Случится ему пропустить уроки, так и скажет: