Подобные слухи были настолько распространены и воспринимались как правдивые, что, уже упоминавшийся историк И. Г. Земцов, выпустив свою книгу о Черненко в 1991 году на английском языке, а затем переизданную в Москве уже на русском языке в 1999 году, пишет об этих сплетнях как о достоверном факте: «Романов… отличался самодурством, любил устраивать шумные попойки, а однажды распорядился (на свадьбе дочери) сервировать стол царским сервизом, от которого по окончании торжества остались лишь осколки как свидетельство его необузданного нрава»[1648].
Кроме того, не работал на Романова и тот образ, который сложился о нем. Его воспринимали как очень жесткого, требовательного, бескомпромиссного и недемократичного человека. Его противники в формировании такого образа преуспели не мало. В то время как Горбачев воспринимался как человек с противоположными качествами: компромиссен, либерал, коммуникабелен, демократичен, доступен.
Романов пытался изменить свой имидж. Он стремился быть более гибким, терпимым и приветливым, демонстрируя свою готовность (и способность) работать коллективно. На заседаниях Политбюро старался не быть категоричным и безапелляционным, внимательно и спокойно выслушивал различные мнения. Сменил он и свое внешнеполитическое амплуа — высказывался за расширение связей СССР с США и проявлял готовность пойти на компромисс в международных отношениях. Такой подход отвечал линии Черненко, которому Романов не хотел себя противопоставлять. Немаловажным было и то, что этим он хотел произвести благоприятное впечатление на Западе.
Усилия Романова не прошли даром — они были замечены и оценены. Он стал чаще появляться в аэропорту, встречал высокопоставленные иностранные делегации и сам вел переговоры. А на официальных фотографиях оказывался в первом ряду руководителей, постепенно оттесняя Горбачева от Черненко[1649].
С осени 1984 года наблюдалось ухудшение здоровья Устинова. Оборонный отдел ЦК, который возглавлял Романов, стал решать многие вопросы с начальником Генерального штаба маршалом Н. В. Огарковым, у которого имелись расхождения по серьезным вопросам с министром обороны Устиновым. По настоянию Романова Огаркова часто стали приглашать на заседания Совета Обороны, хотя формально он не являлся членом этого высокого и престижного органа, в который входили только министры — обороны, иностранных дел, — председатель Совета Министров и руководитель КГБ, а также секретари ЦК — члены Политбюро.
Начальник Генштаба стал публично высказываться о военной доктрине, о ненужности симметричного ответа вызову Америки в области СОИ. Вместе с тем, он говорил о необходимости поддержания военного потенциала СССР на должном уровне. В его интервью, опубликованном 9 мая 1984 года в «Красной Звезде», можно было обнаружить некоторые разногласия по вопросам военного строительства и обороны, с министром обороны[1650]. Член Политбюро В. И. Воротников отмечает, что между министром обороны и начальником Генштаба были разногласия и по вопросам военного строительства[1651].