Равным образом и вторая часть отличается некоторой субъективностью построения и подбора материала. Подробное изложение системы воспитания эфебов (гл. 42—43) вызвано, по-видимому, недавней реформой этого дела, сделавшей это учреждение подготовительной ступенью к исполнению гражданских обязанностей. Удивительным представляется то, что в ней не уделено места вопросу законодательства. В описании судов (гл. 63—69) внимание сосредоточено на внешней стороне, а юридическая сторона не освещена. Может быть, это объясняется тем, что эти вопросы одновременно обрабатывались учеником Аристотеля Феофрастом в труде, озаглавленном «Законы».

Прибавим к этому, что и стиль бывает то ровный и гладкий, то отрывистый, как конспект, например в главе 22. Все это показывает некоторую поспешность в обработке сочинения.

4

4

В отличие от сочинений других греческих историков мы должны отметить у Аристотеля большой интерес к внутренней истории. Политические симпатии и антипатии Аристотеля выступают достаточно четко и определенно. Он сторонник умеренной республики — «политии» по его терминологии.

В эпоху Пелопоннесской войны он видел в политической жизни Афин уже извращение этого идеала — господство «корабельной черни» и преобладание беспринципных демагогов. По своей терминологии он называл этот строй «демократией», имея в виду то, что позднее стали называть (Полибий) «охлократией» (господство черни). Под соответствующим углом зрения ведется и все изложение. Больше всех симпатии Аристотеля возбуждает Солон, близкий к идеалу государственного деятеля «середины», среднезажиточных классов, отчасти к Писистрату (гл. 14 и 16), а особенно к таким деятелям, как Фукидид, сын Мелесия, Никий и Ферамен. Наилучшее управление в Афинах он признает в короткий промежуток после низвержения олигархии Четырехсот в 411 г., когда делами руководило собрание Пяти тысяч (гл. 33, 2).

Антидемократическая тенденция Аристотеля совершенно очевидна в этом подборе анекдотов и фактов и в их интерпретации. Об этом же говорит и самое распределение материала в рассматриваемой части «Политии». Аристотель сосредоточивает внимание на таких периодах этой истории, когда сказывалось еще преобладание или сильное влияние старинной родовой знати: Солон, эпоха господства Ареопага; в эпоху господства демократии непропорционально большое внимание посвящается такому сравнительно незначительному эпизоду, как олигархический переворот 411 г., довольно подробно описывается время «Тридцати» в Афинах.

К Периклу он не питает симпатии, как к одному из демагогов (27, 1). Личность Фемистокла, организатора флота, совершенно оттесняется на второй план. По Аристотелю, Перикл проводит свою политику государственных раздач из личного честолюбия, подражая аристократу Кимону и борясь с ним его же оружием; при этом Аристотель подчеркивает, что Кимон это делал на свои средства, а Перикл — на государственные и что Перикл действовал по наущению некоего Дамонида (гл. 27, 3—4). Однако, это не мешает ему признать, что при нем все же дела шли хорошо (гл. 28, 1). Также и Эфиальта, главного борца против Ареопага, он характеризует слишком бегло, хотя и считает его неподкупным и честным (гл. 25, 1), а вождей аристократии называет неспособными (гл. 26, 1). Определенно отрицательное отношение высказывает он к демагогам и особенно к Клеону и Клеофонту (гл. 28, 3—4). Но эти личные симпатии не мешают и в демократии признавать справедливое отношение к своим противникам, например к друзьям тиранов, упомянуть даже об «обычной гуманности народа» (гл. 22, 4), о мягкости законов против тирании (гл. 16, 10) и особенно он подчеркивает высокий политический такт афинских демократов после примирения партий в 403 г., когда задолженность Спарте, сделанная Тридцатью для борьбы с противниками, была принята на общий счет и выплачена всеми вместе (гл. 40, 3). Интересна его характеристика того строя, который установился в это время. «Народ, сделавшись владыкой государства, — говорит он, — установил существующий поныне государственный строй при архонте Пифодоре (404—403 г. до н. э.). Было очевидно, что народ имел полное право взять в свои руки государственную власть, так как он собственными силами добился своего возвращения» (гл. 41, 1).