Светлый фон

Квартира Горького имеет вид музея или лавки старьевщика…» Тут же встречается упоминание о том, что Алексей Максимович скупает «порнографические альбомы». <…> …при расследовании антикварного дела доказательств личной корысти Горького добыть так и не удалось <…>. Неудача с компроматом главу Петросовета, видимо, не слишком огорчила, так как внакладе он не остался. Во-первых, коллекция Плуме была конфискована, т. е. досталась государству задарма. Во-вторых, Григорию Евсеевичу удалось хорошо поживиться за счет Агафона Фаберже, <у которого чекистами была изъята> огромная коллекция почтовых марок и свыше 1700 драгоценных камней… <…> взято много старинных икон в дорогих окладах, тонкой работы фигурок из разных камней, несколько небольших картин, гравюр и миниатюр. <…> Фаберже попал в концлагерь, устроенный в Чесменской богадельне. 44-летний моложавый мужчина через год вышел оттуда седовласым старцем. До самой смерти он не мог понять, в чем он был повинен. Ведь его оценку коллекции Плуме подтвердили сотрудники Оценочно-антикварной комиссии и Наркомпроса, а устройство завтраков и обедов для крупных клиентов практиковал любой уважающий себя антиквар… Горького и К° по антикварному делу даже не допрашивали. Нет никаких сведений о том, узнал ли Ленин о съеденных ими кулебяках. В начале 1920 года Луначарский официально разрешил Горькому для пополнения экспортного фонда скупать частные коллекции. Члены горьковской комиссии также не пострадали. <…> …В 1920 году <они> отбыли с секретным заданием в Европу. Они должны были наладить контакты с тамошними антикварами. М. Ф. Андреева уехала вначале в Швецию, а затем перебралась в Берлин, где помогала устраивать аукционы по распродаже антиквариата и музейных ценностей (в том числе и шедевров Эрмитажа), которые она презрительно называла «старьем» и «хламом»… [БЕЛОУСОВА].

Зиновьев, посещая, как бы по-дружески, посиделки на квартире Горького и в тоже время постоянно ставя палки в колеса его активности по спасение как культурных ценностей, так и «мозга нации» — русской интеллигенции. Можно полагать, что таким образом он утверждал свое видение отношений в связке «советский вождь (власть) — художественная интеллигенция». Конфликты Горького с Зиновьевым и другими петроградскими большевиками, выступавшими в суровые годы Гражданской войны против его «буржуазной мягкотелости», стали привычной рутиной. Горький кипятился и ездил в Москву жаловаться лично Ленину, а то и Троцкому, который, будучи сам недюжинным литератором и историком культуры, по-видимому, доброжелательно выслушивал жалобы Горького. Верховным арбитром во всех этих разборках все же выступал Ильич, как правило, бравший сторону Горького. Однако на деле многие обещания Ленина, касающиеся жизни тех или иных лиц, за которых ходатайствовал Горький, оказывались на лишь ничего не значащими словами в утешение старого друга. Все эти люди оказались расстрелянными в застенках ВЧК. Как пишет Екатерина Желябужская: