Им было очевидно, что тот, кто сопротивлялся антисемитизму, обязательно связан с евреями, не способен устоять перед еврейскими деньгами и властью, всему тому, с чем антисемиты боролись [KARPSUTCLIFFE. Р. 26].
Им было очевидно, что тот, кто сопротивлялся антисемитизму, обязательно связан с евреями, не способен устоять перед еврейскими деньгами и властью, всему тому, с чем антисемиты боролись [KARPSUTCLIFFE. Р. 26].
Даже те, кто сопротивлялся национал-шовинизму в имперской Германии, в первую очередь Социал-демократическая партия, в руководстве которой было много евреев и которая осуждала антисемитизм, воленс-ноленс, должны были отмежеваться и от отождествления их с филосемитами. Вслед за своим учителем Карлом Марксом немецкие социалисты полагали
еврейство химерической национальностью. В статье «К еврейскому вопросу» Маркс пишет, что «деньги — это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога». Для Маркса мирской культ еврея — торгашество; в еврейской религии содержится презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку как самоцели. <…> Отождествление еврейства с буржуазным началом, общепринятое среди французских социалистов и немецких младогегельянцев, приводит Маркса к парадоксальному выводу, что «эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства», то есть эмансипация предполагает полный отказ евреев от своего духовного наследия, исчезновение «еврейских начал» из жизни и культуры человечества [ЭЕЭ/article/12641].
еврейство химерической национальностью. В статье «К еврейскому вопросу» Маркс пишет, что «деньги — это ревнивый бог Израиля, перед лицом которого не должно быть никакого другого бога». Для Маркса мирской культ еврея — торгашество; в еврейской религии содержится презрение к теории, искусству, истории, презрение к человеку как самоцели. <…> Отождествление еврейства с буржуазным началом, общепринятое среди французских социалистов и немецких младогегельянцев, приводит Маркса к парадоксальному выводу, что «эмансипация евреев в ее конечном значении есть эмансипация человечества от еврейства», то есть эмансипация предполагает полный отказ евреев от своего духовного наследия, исчезновение «еврейских начал» из жизни и культуры человечества [ЭЕЭ/article/12641].
Характерный в этом отношении инцидент был спровоцирован активностью американского социалиста Аврама Кагана — в недалеком будущем основателя и главного редактора нью-йоркской еврейской социал-демократической газеты «Форвертс» («Forverts»)[221] и хорошего знакомого Горького. В 1891 году он, молодой североамериканский социалист родом из Российской империи, принимал участие в работе 2-го конгресса Второго интернационала в Брюсселе[222], где добивался принятия резолюции, осуждающей антисемитизм. Лидеры социалистических партий Германии и Австрии яростно сопротивлялись предложению Кагана. Они опасались, что такая резолюция усилит в широких слоях общественности их стран представление о социализме как о сугубо еврейской затее. Кагану удалось провести резолюцию лишь после того, как осуждение антисемитизма дополнили осуждением филосемитизма (sic!). Можно констатировать, что в Западной Европе к началу ХХ в. прослойка интеллектуалов, представители которой заявляли бы себя филосемитами (юдофилами), — т. е. людьми, проявляющими интерес и уважение к еврейской народу, его культуре и религии (иудаизм или иудейство, см. [ЭЕЭ]) и положительно оценивающими роль евреев, как в современности, так и в истории человечества, — в количественном отношении была крайне незначительной. В Российской империи к числу русских мыслителей, декларировавших в это время подобного рода взгляды, можно отнести, пожалуй, только философа Владимира Соловьева и его последователей — русских философов-персоналистов «Серебряного века». Симпатиями и даже прямой поддержкой евреев были отмечены деяния и других выдающихся деятелей Государства российского, официально, напомним, проводившего политику ограничения евреев в гражданских правах и поощрения антисемитских настроений в обществе, см. например, [ДУДАКОВ (II)]. Важно помнить, что В. Соловьев, а затем Н. Бердяев, Д. Мережковский и другие члены Ст. — Петербургского философского общества, выступали в качестве филосемитов, не только как гуманисты, разделяющие идеи, которые утвердили эпоха Просвещения в Декларации прав человека и гражданина от 1789 года для всех без исключения людей — Свобода (Liberté), Равенство (Égalité), Братство (Fraternité), а в первую очередь — с теоретически обосновываемых ими христианских позиций[223]. В принципе их декларативное неприятие антисемитизма отражало новую тенденцию общеевропейского христианского самовидения. С середины ХIХ в. в среде западных христианских экзегетов исконная неприязнь к иудейству все больше замещалась просвещенной терпимостью, стремлением к свободному равноправному и взаимовыгодному интеллектуальному диалогу. Эти веяния, несомненно, ощущались и в России. При всем этом, как и на Западе, в эзотерическом философском дискурсе, который имел место в то время, «крайне напряженное духовное и мистическое состояние интеллектуальных верхов русского общества» подчас стирало грань между фило- и антисемитизмом [КАЦИС (VI)], что с особенной очевидностью проявилось на процессе Бейлиса, в дискуссиях, касающихся ритуального характера убийства христианского мальчика Андрея Ющинского[224]. В них активно участвовали два таких выдающихся мыслителя, как Василий Розанов и о. Павел Флоренский (последний анонимно) — деятель, близкий к кругу символистов из германофильского издательства «Мусагет» [БЕЗРОДНЫЙ (II)]. Ими совместно был опубликован свод антисемитских сочинений[225], в которых взгляды Флоренского последовательно эволюционировали от христианского антииудаизма до расового антисемитизма.