<…>
Я — еврей, какое мне дело до того, что я буду насаждать кому-то какую-то промышленность, в силу своей собственной национальной наготы и некоторых природных свойств, — раз это не совпадает с моими основными национальными целями.
Всякий народ, содействуя чужой промышленности, только видимо кладет свои яйца в чужие гнёзда; один лишь еврей строит гнезда для чужих яиц[347]. Согласитесь же, что это не особенно приятно слушать. Хотя мы и первые провозгласили «люби ближнего как самого себя», но больше любить другого, чем самого себя, мы не в силах.
<…>
От всех мучений Мой народ вышел победителем и на всех поприщах культуры его дух, и неиссякаемо — плодотворен. Показывая свои рубцы от ран, мы превозносимся всем сердцем и мыслями от этих отвратительных
<…>
..М. Горький говорит о человечестве, которое объединяется на почве науки, искусства и т. д. Да, человечество объединяется ещё на удуш<ающи>х газах, на подводных лодках и т. д. Но человечество есть социологическое понятие, а не государственно-национальное. И, разумеется, цели нового Общества с первым понятием имеют мало общего. Слон и крот — млекопитающие — и в их основной борьбе биолог большой разницы не видит. Тем не менее, слон шагает среди индийских пальмовых лесов, а крот прозябает в своей норке.
М. Горький с горечью признаёт «что мы (т. е. русский народ) о себе самих всегда опаздываем заботиться». Да, это правда. Это, может быть, от того, что русские слишком «пространственны» и так мало живут во времени. Чувствую себя господином шестой части земного шара, жить с представлением о таком громадном пространстве, — это ослабляет и представление времени, которое привыкают отмеривать по соответственно большим промежуткам. То, что малым народам даётся в год, тут возникает по истечении десятков лет. «Дело не медведь, в лес не уйдет», — говорит русская пословица. Поэтому, может быть, совсем не звучит иронией, когда чеховский герой откладывает хорошую жизнь в своей стране на 200 лет.
Ах, как хорошо было бы, если бы нами занимались поменьше, — мы сами уже о себе позаботимся, как нация, — и поменьше опаздывали бы заботиться о себе. Тогда, я уверен, что к числу пророков прибавится еще один — чеховский [АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 235–237].
Свой ответ на открытое письмо к нему Горького Баал-Машховец послал опять-таки в редакцию газеты «Еврейская жизнь», откуда он был перенаправлен Горькому. После ознакомления с ним Горький написал редактору «Еврейской жизни», известному деятелю сионистского движения, еврейскому общественнику и поэту Л. Б. Яффе письмо следующего содержания: