Светлый фон

Милый, дорогой, убедительнейше прошу не беспокоиться денежными вопросами — все будет устроено, а ты сиди на юге и наверстывай свое здоровье. Голубчик, если не хочется, не работай ничего, не утомляй себя.

‹…› Все в один голос говорят, что климат Алжира чудеса делает с легочными болезнями. Поезжай туда и не тревожься ничем. Пробудь до лета, а если понравится, — и дольше. Очень вероятно, что я подъеду к тебе и сам; авось, вдвоем не соскучимся.

У нас теперь пакость — дождь, снег, холод. Хоть изредка, но пиши, где ты и как себя чувствуешь.

До свидания. Храни тебя Бог. Умоляю не тревожиться, все будет прекрасно.

Жму твою руку. Очень любящий тебя

Твой Левитан.

Поскольку темпераментный Левитан, желая потрафить другу, «морозовский заем» с ним не согласовал, Чехов, чье материальное положение оказалось на деле не столь критическим, как ему ранее казалось, получив деньги был и обескуражен, и раздосадован. Об этом свидетельствуют нижеприводимые письма:

И. И. Левитан — А. П. Чехову, 17 октября 1897 г. (Москва):

Антоний Премудрый!

Со дня на день собирался писать тебе, и как-то все не удавалось; а писать тебе, кроме того, что хотелось, и надо было. С чего ты выдумал, что деньги можешь послать обратно?!! Бог знает, что такое! Тебе надо их непременно оставить у себя, непременно, на всякий случай оставить. Морозову не к спеху.

‹…› Увлекся я работой. Муза стала вновь мне отдаваться, и чувствую себя по сему случаю отлично.

‹…› Как себя чувствуешь, интересно ли живется? ‹…›

Ну, будь здоров, постараемся быть живы. Да, вместо того, чтоб деньги держать до января, трать их теперь, и Морозову напиши теперь же. Это будет великолепно.

Твой Левитан.

Морозов живет: Кудринская Садовая, д. Крейц.

А. П. Чехов — Л. С. Мизиновой, 2 ноября 1897 г.(Ницца):

Милая Лика, Вы напрасно сердитесь. Вы писали мне, что скоро уезжаете из Москвы, и я не знал, где Вы. Ну-с, я всё еще в Ницце, никуда не собираюсь, ничего не жду и почти ничего не делаю. Погода обыкновенно бывает чудесной, летней, сегодня же лупит дождь и Ницца похожа на Петербург в конце августа.

‹…›

Как Вы поживаете? Что нового? Куда собираетесь и когда думаете покинуть Москву с ее скукой и юбилеями? ‹…› Кстати, кто теперь ухаживает за Вами?

Теперь то, что, надеюсь, останется между нами. Получил от Барскова длинное заказное письмо, за которым пришлось идти на почту пять верст. Он пишет, что купцы не дают денег, и бранит этих купцов, говорит о том, какой я хороший писатель, и обещает, буде я изъявлю согласие, изредка высылать мне на расходы свои собственные деньги. Лика, милая Лика, зачем я поддался Вашим убеждениям и написал тогда Кундасовой, Вы лишили меня моей Reinheit[310]; если бы не Ваши настоятельные требования, то уверяю, я ни за что не написал того письма, которое теперь желтым пятном лежит на моей гордости.