Тем временем Форсман переехал в Берлин, чтобы продолжить обучение под началом Фердинанда Зауэрбруха — одного из самых выдающихся хирургов того времени. Зауэрбрух был врачом старой закалки и привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. К экспериментам Форсмана он отнесся крайне неодобрительно и, когда про них узнал, сразу же его уволил. После двух непростых месяцев, проведенных в берлинской больнице, Форсман был крайне недоволен, что все так обернулось, и вернулся в Эберсвальде, чтобы продолжить исследования. Теперь он видел в катетеризации сердца отличный способ получения четких изображения сердца и его магистральных сосудов, которые на обычных рентгеновских снимках давали лишь размытые очертания. Его идея заключалась в введении контрастного вещества — жидкости, прозрачной в рентгеновском диапазоне — напрямую в орган, чтобы на снимке было отчетливо видно его строение. Эта теория звучала убедительно, однако в его распоряжении было самое простое оборудование, и полученные снимки вызвали сплошное разочарование. Несмотря на шумиху, разгоревшуюся по всему миру после его первой публикации, Форсман никак не мог найти врача, который поддержал бы его работу, и, в конечном счете прекратил свои попытки. Размышляя об этом случае более чем полвека спустя, он предположил, что медицинское сообщество 1930-х годов по-прежнему считало сердце чем-то неприкосновенным: «Я совершил смертный грех — я вторгся в святилище, целенаправленно нарушив табу».

Следующие десять лет катетеризация сердца не вызывала большого интереса, хотя несколько исследователей попытались работать в этом направлении. В 1936 году врач из Парижа Пьер Амей смог добиться того, что не вышло у Форсмана, и представил первый четкий рентгеновский снимок внутренних структур сердца. Он столкнулся с враждебным настроем его коллег-кардиологов, которые осудили его, назвав чудовищной идею вставлять в бьющийся орган какую-то трубку. Тем не менее ему удалось найти отклик у одного из своих бывших студентов, Андре Курнане, который взял отпуск на своей основной работе в нью-йоркской больнице и приехал в Париж. Курнана поразили снимки, которые показал ему бывший учитель, а также удивили его заверения по поводу безопасности процедуры. Он понял также, что эта методика крайне помогла бы ему в его собственных исследованиях кровообращения, и перед возвращением в США он захватил с собой побольше гибких катетеров, которые в то время производились только во Франции.

Проект Курнана был следующим — он планировал досконально изучить сердечно-легочную систему человека, в частности, исследовать циркуляцию крови через сердце и легкие. Его и его коллегу Диксона Ричардса особенно интересовало влияние на кровоток заболеваний легких — они посчитали, что катетеризация сердца поможет точно измерить сердечно-легочные функции. Они усовершенствовали методику, стали проводить эксперименты на собаках и шимпанзе и в 1940 году переключились на людей. Используя катетер для измерения давления в правом желудочке, а также уровня насыщения крови кислородом до и после ее прохождения через легкие, они могли высчитать сердечный выброс — количество проходящей через сердце крови за одну минуту, — являющийся надежной оценкой состояния здоровья этого органа. Курнан сравнил сердечный выброс у четырех пациентов, у одного из которых было повышенное кровяное давление и сердечная недостаточность, — как и ожидалось, поврежденное болезнью сердце с каждым ударом пропускало через себя все меньше и меньше крови, и положение становилось угрожающим.