Идеи революции всегда опаснее ее штыков (при условии массового потребительского спроса на эти идеи). Сегодня историки сколько угодно могут рассуждать, что Франция при Наполеоне переродилась, усилиями своего императора старалась адаптироваться под «старый режим», стала рядиться в тогу просвещенного абсолютизма и примеривала феодальные одежды. Проблема состоит в том, что русские дворяне, владельцы крепостных крестьян, продолжали пребывать в убеждении, что наследник революции «безродный» Наполеон Бонапарт мало чем отличался от французских безбожников-санкюлотов. Для них он, в силу психологической предубежденности, по прежнему оставался «новым Пугачевым».

Автор, видимо, искренне удивляется, когда констатирует сделанный им вывод об антифранцузской политики России: «Но ничто не могло остановить поистине одержимую, не знающих никаких доводов разума жажду Александра воевать с Францией» (с. 113). Поистине, удивительная сентенция о кровожадности русского самодержца (в чем можно усомнится). Или полное отсутствие желания понять внутреннюю логику поведения обличенных государственной властью высших представителей России. Им даже не анализируется и не берется в расчет то, что именно такая проводимая Александром I международная политика имела мощную подпитку со стороны русского дворянства, поскольку именно этот внешнеполитический курс полностью соответствовал и выражал интересы этого слоя русского общества.

Уж кто-кто, а сын Павла I очень хорошо понимал расклад внутриполитических сил в России. Он прекрасно знал, какое сословие надо следует особо выделять на фоне социального пейзажа России, на кого необходимо ориентироваться в своей политике, чтобы сохранить не только власть, но и жизнь. Дворянство уже четко определилось, что с Францией Бонапарта ему не по пути. В этом и заключалось идеологическое обоснование курса Александра I и мотивов государственного эгоизма, определяемого экономической, финансовой и политической пользой страны.

Поэтому можно с уверенностью сказать, что политика, проводимая Александром I имела вполне внятную и логичную мотивировку, а не диктовалась его эгоистической «личной неприязнью» или «ревностью». Любая государственная политика ― вещь весьма прагматичная, она всегда направлена на соблюдение определенных интересов. В данном случае, российский император очень отчетливо определял цель государственной деятельности и геополитического позиционирования страны на самом высшем уровне, четко выдерживал свой курс, исходя из идеологических, социальных и экономических приоритетов русского дворянства.