Собственно эта же концепция положена и в основу представленной книги (в ней часто дословно повторяется текст вышеуказанной монографии). Кратко изложим ее суть: Наполеон не хотел войны с Россией, а желал только союза с ней. В противовес миролюбию Наполеона, именно Александр I (из-за личной неприязни и даже ревности) взял курс на войну и хотел первым нанести превентивный удар против Наполеона. Личная неприязнь и даже ревность у российского императора возникла в начале царствования, когда в Россию приехала его теща, супруга маркграфа Баденского, которая решила ставить Наполеона в пример своему молодому зятю («быть может, эти речи..

вызвали в сердце Александра жгучую зависть и раздражение по отношению к Бонапарту» ― с. 76–77).

В этой работе также неоднократно повторяется, что русский монарх не учитывал геополитических интересов России. А в чем заключались эти интересы, автор никак и нигде не проясняет, только указывает, что за интересы Великобритании «во многом и лилась русская кровь» (с. 138). Естественно, вся вина за развязывание войны возлагается на Александра I, а французский же император просто вынужден был начать военные действия в 1812 г. в ответ на русские демарши. И объяснение достаточно прозаичное ― «Во главе России стоял человек, который поставил во главу угла только одну задачу ― удовлетворить чувство личной зависти и мстительности по отношению к Наполеону» (с. 709). Поэтому, по мнению автора, «было бы совершенно необоснованно не учитывать ту огромную, поистине роковую роль, которую сыграл в истории Европы русский царь Александр I» (с. 706).

Но исследователи царствования Александра I, даже признавая его чрезмерное честолюбие, вряд ли смогут согласиться с таким объяснением причин антинаполеоновской позиции России («личная неприязнь» ее императора). Причем не только потому, что малопривлекательный образ российского монарха обрисован в негативных черно-белых тонах, а цветовая гамма, как известно, всегда богаче. Человеческий фактор в международных отношениях всегда играл и будет играть определенную и довольно значительную роль. Но политик такого масштаба как Александр I, при принятии стратегических решений никогда не руководствовался лишь личными мотивами. Этому противоречит слишком много фактов из биографии российского императора. Мир политики всегда оставался исключительной сферой государственного эгоизма и расчета. Даже в России, проводя внутриполитический курс, будучи самодержцем, Александр I был вынужден учитывать интересы русской аристократии, придворных группировок и «партий», назначать на значимые посты людей, которых, мягко говоря, недолюбливал, или не уважал, но делал это из соображений государственной целесообразности. Подобными мотивами были продиктованы и многие его решения в международной политике. А уж скольких европейских коронованных особ Александр I лично «недолюбливал», трудно даже перечислить (легче указать тех, кого он уважал), тем не менее, встречался с ними, общался, делал комплименты, заключал договоры и союзы ― этого требовала государственная необходимость. Поэтому «личная неприязнь» императора как причина войны выглядит в данном случае очень неубедительно. Равным образом не выдерживает, критики и обвинение в том, что он не руководствовался в своей деятельности национальными интересами.