Светлый фон

Спустя шесть месяцев после его смерти в журнале The Score был напечатан своеобразный некролог-манифест Пьера Булеза, человека высокомерного и довольно бесцеремонного, под названием «Шенберг мертв»[1988]. Здесь Булез вменял Шенбергу в вину «романтико-классицизм, в котором благие намерения далеко не самый уродливый элемент» и «реакционное мировоззрение, оставившее открытой дверь для в той или иной степени позорных пережитков прошлого», таких как «мелодия с аккомпанементом» и «прискорбное, несносное использование смехотворно примитивной – назовем ее прямо безобразной – ритмики», – и резюмировал:

The Score
Для начала необходимо перестать ассоциировать серийный феномен с творчеством Шенберга. Многие с пустопорожним ликованием слишком часто путают одно с другим. В такой ситуации легко забыть, что некто Веберн тоже сочинял музыку; действительно, дискуссий о нем уже почти не слышно (завесы посредственности столь непроницаемы!) <…> Поэтому я без колебаний пишу, не имея намерения спровоцировать глупый скандал, но и не желая также выказывать какое-либо притворное лицемерие и бесцельную меланхолию: ШЕНБЕРГ МЕРТВ[1989].

Для начала необходимо перестать ассоциировать серийный феномен с творчеством Шенберга. Многие с пустопорожним ликованием слишком часто путают одно с другим. В такой ситуации легко забыть, что некто Веберн тоже сочинял музыку; действительно, дискуссий о нем уже почти не слышно (завесы посредственности столь непроницаемы!) <…>

Поэтому я без колебаний пишу, не имея намерения спровоцировать глупый скандал, но и не желая также выказывать какое-либо притворное лицемерие и бесцельную меланхолию:

ШЕНБЕРГ МЕРТВ[1989].

Проще говоря, Булез вменял Шенбергу недостаточную радикальность, неуверенность в следовании собственному методу и склонность того к компромиссам с более ранними методами и эстетиками; более того, он довольно прозрачно намекал, что сериализм – система, выросшая из музыки Веберна, а вовсе не Шенберга. Текст, несмотря на заверения Булеза о нежелании провоцировать скандал, вызвал именно скандал, особенно в Америке; едва ли его автор, профессиональный и яростный полемист, на это не рассчитывал[1990]. Булез был одним из неформальных лидеров Дармштадских летних курсов – школы, которую в разное время прошли практически все видные авангардные композиторы Европы – Штокхаузен, Луиджи Ноно, Бруно Мадерна и другие; среди лекторов был и Кейдж. Ноно в 1958 году назвал участников курсов «Дармштадской школой», и понятие прижилось в музыкальной историографии, обозначая поколение авангардных композиторов, придерживавшихся более-менее сходных эстетических и идеологических воззрений. Таким образом, голос Булеза ретроспективно воспринимается как голос нового поколения европейских композиторов, вырабатывающих свое собственное отношение к наследию музыкального модернизма – отношение, в рамках которого Шенбергу отводилось не слишком почетное место конформистского «старого мастера». На деле в 1951 году, когда писалась статья Булеза, никакой «новой европейской школы» еще не существовало: собственно, во многом полемическая горячность Булеза ее и создала несколько лет спустя[1991].