Мое купе находится в непосредственном соседстве со служебным помещением проводника. Во всем вагоне заняты только четыре купе, не считая моего, но я испытываю особый интерес к тому, которое находится в самом конце коридора. И, чтобы удовлетворить свое любопытство, достаю миниатюрный приемничек и нажимаю на кнопку.

Разговор ведется вполголоса и почти тонет в шуме, сопровождающем пассажира железной дороги: стучат колеса, скрипит старая подвеска и разнородные звуки издают стаканы, бутылки, вешалки. Разумеется, запись впоследствии будет очищена от этих паразитических наслоений, но я не могу ждать до тех пор.

В сущности, беседа, которая ведется урывками — по всей вероятности, Томасом и его секретаршей — и достигает моего слуха еще более отрывочно, меня пока что особенно не волнует, и я несколько раз то выключаю приемник, то снова включаю, дожидаясь чего-нибудь более любопытного.

Уже полночь, и я ощупываю приемник в полудреме, грозящей перейти в здоровый, бодрящий сон, когда «более любопытное» наконец приходит. Слышатся по-прежнему два голоса, только теперь оба мужские.

— Вас кто-нибудь видел? — отчетливо звучит голос Томаса.

— В коридоре пусто, — отзывается голос проводника.

Дальше разговор ведется совсем тихо, и, как я ни напрягаю слух, в несмолкаемом шуме удается поймать лишь отдельные слова.

— ...Новости... от Старого... — слышится куцая реплика Томаса.

Ответа совершенно не слышно.

— ...Есть основания тревожиться? — более членораздельно спрашивает дипломат.

— ...Меня задержат... вопрос нескольких дней...— проводник вдруг повышает тон.

Затем следует целая серия реплик двух собеседников, между которыми определенно возник какой-то спор, но вот беда, они никак не желают говорить чуть громче и ясней. И лишь когда в сильном возбуждении голос проводника становится резче, до меня доходят отдельные слова. Одни лишены всякого смысла, другие кажутся весьма емкими. Так в течение каких-нибудь десяти минут у меня в голове накапливается маленькая коллекция словесного лома.

«Им невдомек... порой и тут за мною следят... по-вашему, я фантазирую... я не ребенок... ничего не грозит... может быть, вопрос нескольких часов... пять лет... играть с огнем... жена и дети... без них какой смысл... лучше я пойду в дворники...» И тому подобное. Все это изречения кондуктора.

Что касается Томаса, то его вклад в коллекцию тоже кое-что значит:

«Контрабанда наркотиков... собирались ощупывать ваше белье, шов за швом... вы переутомились... нервное истощение... и сознаетесь во всем... дипломатическая почта... нас касается, а не вас... ваш последний рейс... их тоже высвободим... человек от имени Старого...»