Я по нему нисколько не скучала, вспоминала редко, без удовольствия, хотя и без досады. Такое уж было время, такой была я сама: до романа с Людо мне и в голову не приходило, что я могу вызывать у мужчин какие-то чувства. В двадцать лет я честно считала себя уродом, к тому же уродом неинтересным и глупым. Ксеничке повезло больше, хотя как посмотреть. Константин, начав за ней ухаживать, мог сразу рассчитывать на успех: такие, как мы с моей лжебабушкой, всегда будем лёгкой добычей.
– Я тоже давно тебя не видела, – сказала я, аккуратно высвобождаясь из объятий.
Мы вышли на улицу.
– Как твой мальчик? – спросил М., открывая дверцу машины, в равной степени большой и грязной.
– Мальчик в порядке, – ответила я. Не было желания докладывать, что Андрюша в психбольнице, а Княжна вот уже две недели не кажет домой носу. Но М., как вскоре стало понятно, не интересовал ни мальчик, спавший когда-то за стенкой в его квартире, ни я сама: ему хотелось рассказать о себе и своих успехах, вот он и принялся уговаривать меня сесть в машину, хотя отсюда до моего дома было всего полквартала.
– Нет, садись, – настаивал М. – по дороге поболтаем!
Я села. Болтал он один – рассказывал, что брак у него второй и счастливый. От первого есть дочь, живёт в Москве, умница-красавица. Мишу они не могли родить долго, и жена, по мнению М., слишком уж над ним теперь трясётся. М. долго «был в политике», сейчас ушёл в бизнес, дела идут неплохо, хотя бывало и лучше. На днях едет с женой в Австрию кататься на лыжах, Миша останется с бабушкой. М. напоминал одну мою подругу, решившую возобновить отношения после долгого перерыва. Она настояла на встрече в кафе и полтора часа рассказывала, как здорово ей удалось устроиться в жизни. Мне она не задала ни одного вопроса, я её не интересовала в принципе. Я давилась остывшим кофе и с облегчением распрощалась, когда чашка опустела. «Давай ещё как-нибудь встретимся, так хорошо пообщались!» – сказала подруга, целуя меня в щёку на прощание.
– Давай как-нибудь повторим, – предложил М., останавливаясь у моего подъезда.
Интересно, что он хотел повторить? Наши обоюдно неловкие попытки заняться любовью? Пятиминутную поездку в большой и грязной машине? Жаркое объятие в лифте?
Я вернулась домой в полном недоумении и первым делом полезла в душ, чтобы смыть с себя запах дорогого одеколона М. Представляла, как завтра же позвоню его жене и скажу, что не смогу больше заниматься с Мишей, пусть ищут другого репетитора, но при этом понимала: не позвоню и не скажу. Я не могу отказываться от тысячи пятисот за два по сорок пять: голос Владимира Степановича от звонка к звонку становится всё более недовольным.