Теперь мы проводим лето на даче в Сиверской: здесь мне легче, у Цики няня. Мама слаба, ей выехать из города не по силам, да она и не очень рвётся. «Вот женитесь, – говорит, – тотчас приеду». Лёля был у нас единожды, в отсутствие Кости, и не скрываясь этому отсутствию радовался. Цика ему, впрочем, понравился: а как же он может не нравиться? Он прекрасный мальчик, очень развитой, умный и, по-моему, музыкальный. Похож, как всеми считается, на своего отца, хоть я в нём вижу и лёвшинское…

Огорчает меня теперь лишь наше скудное существование, когда считать приходится едва ли не каждую копейку… И ещё я жалею, что вышла из курсов, ведь желание учиться меня так и не оставило. Цика ничего не даёт делать, я себя чувствую иногда беспомощной. Заниматься – значит забрасывать его. Но надо искать заработка, хозяйничать, растить сына, да ещё и Лёву с Глебом, старших детей Кости, днями привезут из Перми… И я настроена твёрдо дать этим молодцам всё, что могу.

Я бы хотела передать им всё, что знаю, учить их, как учила бы Цику, музыке, языкам… В матери я им не навязываюсь, у них есть своя мать, пусть для неё сохранят любовь, но сама желаю к ним относиться именно как к своим детям. Будет трудно, ведь между возрастом Цики и Лёвы с Глебом такой большой скачок, к тому же я их никогда не видала да и сама воспитывалась по-тепличному. Боюсь из матери да попасть в гувернантки, когда всё влияние ограничивается словами, которых никто не слушает.

Но если придётся для мальчиков и для Цики остановить курсы навсегда, так что ж! Раньше мне это казалось погибелью, теперь я себя чувствую спокойно. Я знаю, что учиться и далее буду, так как нет для меня ничего лучше науки.

Когда мне было лет семнадцать, я на всё смотрела с точки зрения юной девушки, полагала, что люди, а особенно женщины, живут, только пока молоды. Пожилые мне представлялись скучными и ненужными, так, вроде обстановки какой… Мне казалось, только молодые могут быть веселы и бодры, а старым, думалось, должно быть скучно и заботно жить. Что жизнь их – и не жизнь, а тягота.

А вот старости я тогда боялась больше, чем теперь. Нынче смотрю иначе и верю в то, что с Костиной помощью сохраню молодость и бодрость. И в старости учиться будет время, а пока сама себе приказываю надежды не терять и работать так, как если нет ничего, грозящего прервать эту работу. Мама пишет, что нет ничего утомительней для интеллигентной женщины, чем ходить за ребёнком, что лучше хозяйство.

Но как может быть утомительно водиться с маленьким человечком, которого сама сотворила! Даже самый физический уход за ним приятен, потому что он такой крошка, он всегда мил и трогательно красив.