Сообщено 811

10 октября [1828]

Ура! наша взяла. Неприступная, непобедимая Варна, турецкий Гибралтар812, в наших руках, и без кровопролития. Умолкните, глупые и дерзкие врали! Возрадуйтесь, отцы, матери, жены, братья, друзья наших воинов! Царь ваш, неустрашимый и чадолюбивый, твердый и крепкий, ведет нас к торжествам, но щадит кровь своих любезных подданных. Взятием Варны заграждены уста наших недоученных и переученных политиков, прекращены нелепые толки французских журналистов, которые впрямь и вкось толкуют о чужих делах. Действие сего известия, скромность, с которою оное возвещено в реляции, превосходят всякое описание. Шампанское льется за дружескими столами и в публичных местах. Я проходил вчера мимо конторы «Северной пчелы»: толпы народные ждут реляции. Все берут ее в руки с восторгом и без страха: все уверены, что найдут в ней известия о новой славе России и не увидят вести о погибели близких сердцу. Англичане косятся. Блокада Дарданелл им не по нутру. За что гневаются? Они могут преспокойно возить в Царьград и перочинные ножики, и жилеты, и drap des dames813. А хлеб и прочее постарается поставить туда Андрей Иванович Абакумов814.

Извини, что пишу без толку. Голова кружится. Если бы я при сих событиях сохранил хладнокровие, то не стоил бы быть подданным нашего вселюбезнейшего Николая Павловича!

Письмо Наблюдателя 815

1 ноября [1828]

Я писал уже тебе о кончине Государыни М[арии] Ф[еодоровны]816, погрузившей всех нас в глубочайшую печаль. Знатные и простые люди, богатые и бедные, русские и иностранцы равно Ее оплакивают. Разумеется, что и из этого есть несколько исключений; что есть люди, которые и в Ней не находят того, что Она была. Но в народе и большой публике смерть Ее причинила справедливое сетование о потере благотворительницы многих тысяч людей, но не погасила надежды на продолжение Ее добрых дел. Все обрадовались, узнав, что Государь Сам принял на Себя попечение о Ее заведениях817, ибо все боятся филантропии министерской. Но в тесных кругах некоторых сборищ (coteries), особенно в знати, прокрадываются странные толки. Говорят с боязнию, что М[ария] Ф[еодоровна] унесла с собою согласие Царской фамилии, что К[онстантин] П[авлович]818 повиновался Государю только из уважения к Ней, что он теперь совершенно отстанет от Императорского Дома, что за холодностью последует разрыв, что, по известной привязанности М[ихаила] П[авловича] к К[онстантину] П[авловичу], и он отступит от Государя и т. п. Никто почти не верит сим толкам и предвещаниям, но крайне сокрушаются, видя их распространение. Государь имеет надобность в совершенной, безусловной доверенности народа, а эти толки ее ослабляют. Но что делать? Рот людям не завяжешь, да и то хорошо, что говорят. Иной молчит да пакостит. Другое опасение не так важно, оно даже смешно. Шитые придворные шуты тревожатся тем, что ныне уничтожится и последний остаток этикета при Дворе, который поддерживала еще покойная Государыня, любившая пышность и церемонии. Слабость этих людей доходит до того, что они предсказывают падение, расстройство, унижение России от послабления церемоний и этикета! Дай Бог, чтоб не было другой беды!