12 марта 2014

Желтый-желтый белый свет

Выставка к 60-летию Владимира Шинкарева, Namegallery, Санкт-Петербург

Настоящему митьку не может быть шестьдесят. Просто потому, что это уже совсем зрелость, а митек как застрял когда-то в полете кризиса среднего возраста, так вроде и должен был бы там и оставаться. Настоящему митьку не пристало отмечать день рождения светским раутом с белоснежным тортом и кучей гостей, которые пришли только потому, что герой дня вошел в моду. Настоящему митьку вообще пристало быть только самим собой, а на все это воздухоколебание вокруг смотреть с точки зрения юного натуралиста, наблюдающего жизнь муравьев. Но в том-то и беда, что настоящих митьков в природе почти не осталось: один вечно позирует с губернскими дамами, другой заигрывает с «современным искусством» и его кукловодами, третий все меньше рисует, все больше балуется литературой. А еще они все между собой переругались, и, что еще страшнее, они почти не пьют. Какое уж тут митьковство.

И все-таки, все-таки если есть в Питере еще митек, то это, конечно, никак не огламуривший свою тельняшку Дмитрий Шагин, а именно Владимир Шинкарев, который давно уже просто живописец, очень крупный мастер, чрезвычайно уважаемый в художественных кругах человек, но тем не менее сохранивший удивительную способность смотреть на все происходящее через детское увеличительное стекло (ил. 30). Правда, из двух аффектированно поданных выражений лица настоящего митька – «граничащей с идиотизмом ласковости и сентиментального уныния», когда-то описанных самим Шинкаревым, на его собственном лице осталось только последнее. Что он, собственно, и культивирует, раз за разом называя свои живописные циклы «Мрачными картинами».

«Мрачные картины» Шинкарева – это почти всегда безлюдные пейзажи. И даже когда люди на них есть, появляются они бесплотными тенями, уравниваясь в правах со столь же бесплотными, но говорящими абрисами деревьев, домов, машин, автобусных остановок, железнодорожных перронов. Плотность, плоть и даже цвет в этих пейзажах разрешено иметь только свету – он и есть главный герой этой живописи. Свет фар разрезает тут же смыкающуюся за машиной тьму, свет окон дает обманчивое ощущение покоя, фонари на улице подчеркивают черноту за ними, приближающийся поезд кажется спасением от одиночества. Серый город, черный лес, жемчужные небеса, коричневые стены… и желтый-желтый белый свет.

Эти отношения между светом и тьмой и есть основное содержание «Мрачных картин». Как, впрочем, вообще всех последних серий Шинкарева, где от извечной описательности, многословия русского пейзажа не осталось вообще ни следа. Это живопись в таком чистом, почти дистиллированном виде, какой на русском языке после передвижников принято почти стесняться. Это живопись света и цвета, сродни Веласкесу или Мане, чей знаменитый серый проявляется у Шинкарева повсеместно. И это какое-то очень особое в нынешнем Петербурге искусство, которое своей отдельностью способно привлечь и знатоков, и праздных модников.