Выставка на Литейном небольшая, но вполне достаточная, чтобы понять, что это был за художник. Как французские цвет и линия, переведенные арефьевцами на ленинградский язык и свет, у Гудзенко стали жестче и бесповоротнее. Его персонажи почти не имеют лиц, они стерты, его набережные очерчены как изгиб судьбы, его цвет залит ровно и жестко. Город, дома, вокзал, поезда, летние танцы, замерзшие на улице любовники, голые деревья на фоне вечных послевоенных брандмауэров. Там, где у Арефьева, Шварца или Васми торчит Сезанн, у Гудзенко – Матисс и Ван Гог. Но, что важно, тут же и немецкие экспрессионисты, растерявшие на Первой мировой всю эту галльскую «радость жизни» и научившие мир плакать живописной кровью. Эта ядерная смесь в ленинградском изводе дала отличный результат – у работ Гудзенко глаз радуется. Вот только дышать тяжело.

12 марта 2012

Пуссен своего безвременья

Выставки Соломона Россина, ГРМ и Namegallery, Санкт-Петербург

Легенда ленинградского андерграунда представляет свои работы в России после 14-летнего перерыва. На вернисаже в Русском музее Соломон Россин говорил слова благодарности по-французски. Действительно, он скоро вот больше двадцати лет как живет в маленьком городке в Бретани, и ему есть за что благодарить страну своего нового обитания. Но благодарить, оставаясь Россиным: это имя было придумано 25-летним Альбертом Соломоновичем Розиным как посвящение себя своей стране – не СССР, конечно, но России. Жест, конечно, позерский, но для уроженца Гомеля, бежавшего с семьей на Урал, а потом уже самостоятельно отвоевывавшего право учиться живописи в Ленинграде и Москве, чрезвычайно отрефлексированный. Если учесть еще, что принятие псевдонима – Соломон Россин – совпало по времени с куда более отчаянным и судьбоносным шагом – отъездом после окончания Строгановского училища в Архангельскую область, то и пафос явно сдувается. Какой тут пафос, если в 1963‐м, после разгрома Хрущевым «пидарасов»-модернистов, пишущий экспрессионистические картины еврейский мальчик отправляется не в тмутаракань, конечно, но в село Верхняя Тойма, на ссыльном Севере, учительствовать и становиться большим «русским художником».

И он этим большим русским художником стал. Потому что замахнулся сразу и на все: из Верхней Тоймы пойдут основные темы его творчества – отверженность; одиночество; насилие и его жертвы; величие маленького человека; реквием; разговор с первыми именами европейского искусства; античные мифы; библейские сюжеты. Все это наполнит словарь его живописи на долгие годы, что сделает почти неважным датировки работ, выстраивание их по хронологическому принципу, но продиктует длиннейшие внутренние сюжетные связи, из которых так интересно ткать разные главы этого бесконечного русского романа.