История русской видовой фотографии в своем начале и есть история русской фотографии в целом. Ведь архитектурные пейзажи было снимать гораздо легче, чем портреты, герои которых с трудом высиживали необходимое для процедуры фотографирования время. Первый фотопортрет Санкт-Петербурга был создан Альфредом Лоренсом в 1858–1860 годах. Это гимн архитектуре. Здания находятся в безвоздушном пространстве, атмосфера разреженная, свет прямой, и потому кажется почти искусственным. Неба как такового нет, лишь молочно-белое марево, больше похожее на лист ватмана, служит фоном для изысканных архитектурных композиций. Улицы и площади абсолютно пусты. Иногда, правда, может показаться, что видишь тень от экипажа или повозки. Но это лишь тень, почти галлюцинация – тот экипаж уехал, так и не дождавшись конца съемки. В вечность попало только здание. Редкие фигуры поставлены фотографом для масштаба и потому так же декоративны, как и все их окружение.

Определить, какой именно город изображен на фотографиях Лоренса, можно, если хорошо знаешь петербургскую архитектуру. Но так ли уж это необходимо? Подобно Риму со старинных фотопанно Алинари, этот город не требует комментария. Петербург Лоренса – это не столько столица российской империи, сколько столица вообще. И если на этих снимках он похож на Рим, на фотографиях 1950‐х годов – на Москву, а 1960‐х – на Париж, то здесь следует искать сущность этого города – не русского, но как бы усредненно-европейского.

Первые снимки текущих событий появились в России в 70‐е годы XIX века и быстро стали одним из самых распространенных видов фотографии. Но репортажи Фелиша с торжеств к 200-летию Петра Великого и несколько «моментальных снимков» Буллы из альбома «Императорское воспитательное общество благородных девиц. Смольный» (1905) – единственные на выставке тому свидетельства. Они предлагаются зрителю как яркое доказательство прямого наследования фотографии гравюре – с сохранением жанровых особенностей последней. Гораздо шире представлены видовые фотографии Карла Буллы, которые также сохраняют приметы традиционной видовой гравюры. В отличие от Лоренса, Булла настаивает на неповторимости Петербурга и создает цикл фотографий, ракурсы с которых будут использовать еще несколько поколений фотографов после него.

Будучи растиражированными до бессмысленности, виды Буллы потеряли нынче свой аромат. Не являясь в полной мере документом эпохи (слишком художественно!), они уступили это право видовым открыткам – единственным фотографиям на выставке, где уличной жизни позволено вторгнуться в сферу чистой архитектуры. Так и построена эта выставка – на полюсах от «вечного города» Лоренса до суетного Петербурга первых русских массовых открыток Общества святой Евгении. Однако действительно востребованный фотообраз этого города застрял где-то посередине – в глянцевом китче современных туристских фотоальбомов и календарей.