Каждый переживает смерть близких как умеет. Кто-то рыдает, кто-то лежит лицом к стенке, кто-то замыкается, кто-то ныряет в общение, чтобы не оставаться наедине с собой и со своим горем, кто-то пишет, кто-то рисует. Энни Лейбовиц, потерявшая за один год и любимого человека, и отца, погрузилась в свои старые фотографии. Из идеи собрать небольшой мемориальный альбом к поминкам по Сьюзан Зонтаг родились книга и одноименная с ней выставка – «Жизнь фотографа. 1990–2005» – рассказ о пятнадцати самых счастливых годах жизни Лейбовиц и о горе утраты, с которой теперь придется жить все оставшееся время.

В насчитывающем около двухсот фотографий альбоме эта нота сильно разбавлена «профессиональными» работами Лейбовиц – десятки самых знаменитых лиц планеты способны огламурить все что угодно. Но, во-первых, Лейбовиц не была бы Лейбовиц, если бы за чистейшим вроде бы портретным глянцем не проскальзывал жесткий и довольно нелицеприятный для тех, кто ей не нравится, взгляд. Классические вроде бы фотографии «для обложки», поданные в массе, выдают не столько отточенное мастерство портретиста, сколько его настроение и его отношение к модели. А во-вторых, на выставке в Эрмитаже объем сокращен вдвое – и удельный вес «частной жизни» значительно больше.

Сама Лейбовиц категорически против такого разделения: «У меня нет двух жизней. Это одна жизнь, личное и работа – ее части». Так рядом оказались пляжные фотографии семейства Лейбовиц и одна из самых знаменитых ее «обложек», нагая беременная Деми Мур; фотографии из роддома и наисладчайший Брэд Питт в леопардовых штанах; открытая могила отца и конфетный Билл Клинтон; спящие в своей постели с внуком родители Лейбовиц и парадный портрет астромеханического дроида R2-D2 из «Звездных войн»; редчайший в практике Лейбовиц репортаж – из воюющего Сараево – и холеные целлулоидные лица команды Буша-младшего. Пейзажи, люди, дети, камни, ракушки, города и страны, мама, папа, братья и сестры, племянники. И постоянным аккордом над всем этим – Сьюзан Зонтаг, с которой то прямо, то косвенно все эти воспоминания связаны.

Когда-то, уже после смерти Зонтаг, Лейбовиц раз и навсегда пресекла сплетни об их отношениях: «Называйте нас любовницами. Мне нравится это слово. Знаете, „любовницы“ – звучит романтично. И вообще, я хочу высказаться предельно ясно. Я люблю Сьюзен. И с этим у меня нет проблем. Проблема у меня была со словами „партнер“ или „компаньонка“. Как будто речь шла о двух весьма пожилых леди…» История этой любви на эрмитажной выставке везде. Их путешествия, их дома, то, что они видели вместе, рабочий стол Зонтаг, ее черновики, ее компьютер, ее многолетняя борьба с раком, ее страдающая плоть, ее всегда прекрасное лицо, ее последние дни, ее смерть, ее гроб. И живым памятником этой любви – первая дочка Лейбовиц Сара, рожденная ею в 51 год, биологическим отцом которой стал сын Сьюзан Зонтаг. Снимки, где то ли вторая мама, то ли бабушка смотрит на дитя, которое ей не дано вырастить, – одни из самых пронзительных в этой серии.